Синие дали

В кустах действительно звенят, щебечут, чирикают и свистят десятки голосов.

— Смотри, какой зеленый воробей прыгает, — показывает Марина под куст.

Я приглядываюсь. На земле, у гнезда, копошится маленькая птичка — пеночка. Солнце облило ее ярким лучом, и пеночка кажется совсем зеленой. Только перья возле клюва ее поблескивают серебряными ниточками.

— Это не воробей, а пеночка, — объясняю я.

Марина смеется:

— Выдумываешь. Пеночки только на молоке бывают.

На муравейниках, разбрасывая лапами серую оттаявшую хвою, бегают, выискивая муравьев, проворные вертишейки. Хвосты у вертишеек длинные, и на хвостах поперек три большие темные полосы. Вертишейки все в крапинках, бурых, серых, немножко рыжеватых, будто их красками кто обрызгал.

Из-за ручья доносится звон варакушки, а где-то за поляной смеются и мяукают сойки.

— Значит, когда птицы прилетают, это тоже весна? — спрашивает Марина и вдруг заморгала. — А какой палец загибать надо? Я забыла…

— Третий.

Марина загибает средний палец, и мы идем с ней поближе к болоту, туда, где больше ягод. Навстречу нам со всех сторон несется лягушиное кваканье. Лягушек много, но квакают они каждая на свой лад. Одна — басом. Другая — баритоном, а третья совсем звонко — дискантом.

Я лажу по кочкам, собираю ягоды, а Марина встает на валежину и с любопытством смотрит на воду.

По воде во все стороны бегают длинноногие серенькие жучки-водомерки. Брюшко у них покрыто бархатистым пушком, спинка блестящая, а впереди, как у тараканов, торчат усы. Водомерки прыгают через траву, лазят по прутьям, и все стараются вылезти на солнцепек, на самую середину лужи. Марина никак не может понять, почему они не тонут. Она с удивлением смотрит на них, смотрит на меня и наконец, решив, что это, очевидно, тоже проделки весны, загибает сразу оба свободных пальца. Теперь вся левая рука ее крепко сжата в маленький кулак.

Минуту-вторую она спокойно стоит возле лужи, потом поднимает длинный сук, замахивается и… трах! От лужи во все стороны летят брызги. Марину с головы до ног окатывает водой, а водомерки как ни в чем не бывало качаются на воде.

— Что же ты наделала? Ведь вымокла вся.

— Хотела, — говорит, — посмотреть, как эти таракашки прыгать будут.

— Пойдем-ка лучше отсюда, — говорю я ей и увожу от воды.

Корзина моя уже полна, нам можно возвращаться домой. Но уходить из леса не хочется. Еще бы, вокруг столько интересного! Я сел возле пня на кочку и стал перебирать ягоды. Марина то возится с палкой у муравейника, откапывая сонных муравьев, то с шапкой в руке гоняется за бабочками. Над поляной порхают желтые лимонницы, кружатся крапчатые крапивницы. Откуда-то вылетел красный мотылек и замерцал на ветру. Марина погналась за ним и запуталась в кустах. Мотылек улетел, зато Марина нашла два маленьких гриба и, довольная, бежит с ними ко мне.

— Ну, видела весну? — спрашиваю я Марину. — Показал тебе ее старый пень?

— Видела! — отвечает Марина. И от удовольствия у нее даже нос сморщился.

Она садится на пень, гладит его рукой и говорит:

— А я и не знала, что есть на свете такие хорошие пни, с которых всю весну видно!

Пройдет много лет. Из побегов вырастет могучий лес и закроет густыми кронами поляну. Вырастет и наша Марина и забудет, как когда-то считала на пальцах: «Листочки — раз! Цветы — два! Птицы — три». Но, как и прежде, сюда будут приходить взрослые и дети и вместе с птицами, стрекозами и бабочками радоваться теплу и свету. И старый пень покажет им еще много-много чудес, которые можно увидеть только весной.

БЕЛЫЙ

Темной ночью, еще задолго до рассвета, старый Тихон вышел из своей лесной избушки, свистнул собаку и не торопясь заковылял по тропинке. Путь его лежал через падь и болото к большому, заросшему у берегов озеру. Озеро это было мелко.

Оно привлекало к себе на кормежку и отдых множество птиц. Гуси, утки целыми табунами жили тут среди прибрежных кустов и зарослей, боясь, однако, выплывать на середину озера, туда, где по-хозяйски расположилась большая семья лебедей.

К лебедям-то и направился Тихон.

Еще весной, охотясь на уток, он случайно выследил лебединую пару. И с тех пор часто, затаившись в кустах, наблюдал, как лебеди строили гнезда, видел потом, как отправлялись в первое свое плавание под присмотром старших маленькие серые лебеденыши.

Пушистыми живыми комочками суетились они вокруг своих родителей. Смешно барахтались в камышах, жалобно пищали, заблудившись в осоке, и, подражая большим, забавно взмахивали на солнце еще не оперившимися крылышками.

К концу лета, когда вода уже покрылась ряской, а узколистый ивняк на берегах порыжел от летнего зноя, маленькие лебедята подросли. Они оделись в крепкое перо, начали громко кричать, все чаще и чаще стали подниматься на крыло. Теперь они много летали, купаясь в багряных лучах нежаркого солнца.

Каждое утро вожак собирал лебедей, облетал вокруг озера и уводил стаю над тайгой далеко-далеко к синим горам, неровной цепочкой возвышавшимся на горизонте.