Синий билет

– Все в порядке.

– А ты думала обо мне, когда я думала о тебе, когда мы ехали? – спросила я, перестав плакать.

– Да, – ответила она, – думала.

Слова ничего не значили, это я и так понимала, но они дали мне хоть какое-то утешение.

Утром Лайла хитро поглядывала на нас, точно мы были ее родители. Мы с Марисоль не стали обсуждать случившееся накануне. В этом не было нужды. Это произошло – и все. Это было частью нашей жизни: что случилось, то и случилось.

Или если взглянуть на случившееся иначе: оно казалось слишком хорошим, чтобы оценивать это, поэтому я и не стала оценивать. Я просто позволила этому случиться. Просто позволила этому существовать.

6

Каждый день я мылась в ванне, стоя на мокром коврике, а Марисоль намыливала меня твердым желтым мылом, держа под рукой тазик с кипятком. Марисоль приходила посидеть со мной за компанию. Ей нравилось смотреть на мое тело при тусклом свете лампочки, зеленоватом от буйной листвы за окном. Я никогда не просила ее выйти, ни разу.

– Болотная ведьма! – пробормотала Марисоль, намыливая мне волосы. – Муравьиная матка.

Я изображала пальцами рук нижнюю челюсть, потом щупальца. Я брызгала на нее водой, пока она не становилась вся мокрая, но она не жаловалась. Марисоль вытянулась и сняла свой легкий сарафан нежно-розового цвета, потемневший от водяных брызг. Под сарафаном на ней ничего не было. Дорожка волос, сбегающая от ее пупка вниз и расширяющаяся на верхней части бедер, была похожа на уютный мех. Она не без труда перелезла через бортик ванны и встала рядом со мной. Наши животы уже были довольно большие, и, с собранными у нее на макушке длинными волосами, ее фигура производила странное впечатление своей диспропорциональностью. Я смотрела на нее и думала, как со временем еще натянется моя кожа. Я не знала, когда родится ребенок. Я вообще ничего не знала. Иногда мое незнание рождало ощущение полной свободы.

– Ты любила отца ребенка? – спросила Марисоль.

– Вряд ли, – честно ответила я. – А ты?

– Да. – Она обеими руками зачерпнула воды и вылила мне на ноги. – Ты ревнуешь?

– Да нет, – ответила я, опять честно.

Она опустила руки к моим лодыжкам и обхватила их, как будто это были запястья, словно она собралась повести меня куда-то.

– Как считаешь, отец думает о тебе и ребенке? – спросила она, приникая ко мне.

– Не думает, – ответила я.

Хотела бы я почувствовать какой-то сигнал, когда это случилось несколько месяцев назад. Своего рода подтверждение диковинной магии зачатия. Огненный всполох в сухой листве. Изменения в твоем теле, которые произошли без твоего ведома.

– Ну, может быть, я его немного любила, – предположила я. – Но он не был на это способен.

Она поцеловала мои мокрые волосы. Потом поцеловала в рот, чуть приоткрыв свои губы.

– Ну и пошел он! – выдохнула она, отстранившись от меня. – Пусть все они идут куда подальше!

7

Марисоль обожала лесные ягоды, и я решила сделать ей сюрприз: взяла Лайлу, и мы вдвоем пошли за ягодами. Во время наших блужданий по лесу мы вдруг услышали шорох и дыхание. Мы решили, что это какой-то зверек, и чуть не убежали, но потом раздался стон, явно человеческий. Мы выбежали на полянку и увидели лежащую на земле женщину. Сначала нам показалось, что она ранена, но она просто заблудилась в лесу, давно не пила и потеряла всякую надежду выбраться отсюда. При виде нас она громко разрыдалась, сначала от страха, потом от радости. Мы дали ей воды и, после некоторых сомнений, предложили пойти с нами.

– Я – Тереза, – представилась она, хотя мы не просили. – Я беременна.

– Только никому больше не говори, – посоветовала Лайла, когда мы вели новую знакомую через подлесок.

Марисоль ни словом не обмолвилась о том, насколько мы рискуем, или о наших скудных запасах пропитания, хотя прожить так еще месяц будет тяжким испытанием для всех. Она молча изучила содержимое медальона Терезы. Мы снова вскипятили воды, и Тереза, раздевшись и дрожа от холода, уселась в ванну. Мы быстро ее помыли в четыре руки. Зеркало на стене запотело. Поначалу она засмущалась, но скоро успокоилась.

– Спасибо, – проговорила она, когда я отжимала воду из ее волос. – Я иду издалека, вы даже не представляете, как долго я шла.

Но мне было совсем неинтересно слушать про ее путешествие, она это поняла и умолкла, позволив нам поскорее закончить омовение.

Потом мы вчетвером сидели в сумраке большой комнаты. Наши прежние жизни представлялись далекими-далекими. А город казался придуманным, как в кино, местом, где я никогда не бывала. Мне даже подумалось, что я вообще всю жизнь прожила в дикой природе и что моя жизнь в городе была чем-то вроде галлюцинации, порожденной неким паразитом мозга, а на самом деле я все время жила здесь.

На рассвете мы с Марисоль пошли гулять по холодной росе, пока остальные еще спали. Мы сидели на траве и целовались. В листве пели птички, юркие и непуганые. Марисоль прицелилась в одну из пистолета, но не выстрелила.

– А когда мы доберемся до границы? – спросила я.

– Скоро, – ответила она. – Но не сегодня.

– Может, я одна пойду? – подумала я вслух, но даже мне самой мои слова не показались убедительными.