– Ну уж нет! Перестань! Ты не можешь бросить меня одну с ними. – Она опрокинула меня в траву и прижала мою голову к своему выпуклому животу. Я слышала биение ее сердца или сердца малыша, а может быть, и обоих сразу.
– Если уж эти две женщины нас нашли, то и эмиссары смогут, – заметила я, вслушиваясь в звуки ее тела, которые действовали на меня убаюкивающе.
– Доверься мне, – произнесла она. – Снова.
Когда мы вернулись к хижине, Тереза оценивающе взглянула на нас и попросила дать ей немного наших волос.
– Много не надо, только несколько прядок, – сказала она. Ее влажные и голубые, как у ребенка, глаза блестели. Когда мы спросили, зачем ей наши волосы, она ответила, что это нужно для ритуала. Придерживая свои животы, мы вышли на лужайку и стали смотреть, как она это делает. Закрыв глаза, она медленно обошла хижину три раза, двигаясь на ощупь. Она зажгла спичку и поднесла пламя к пряди волос, волосы вспыхнули и тут же бесследно сгорели, оставив облачко дыма. Она открыла глаза и поглядела на нас.
– Ну вот и все, – сказала она.
Это смахивало на сатанинский обряд.
– Где ты такому научилась? – спросили мы ее.
– Сама придумала.
– Надеюсь, ты нас не прокляла, – заметила Лайла.
Она сидела в углу, скрестив тощие ноги, точно медитировала, и ножом вырезала фигурки из куска дерева. У босоногой Лайлы подошвы были грязные-прегрязные. Она разбрасывала фигурки по полу, и я потом их рассмотрела: это были крошечные рыбки разной формы.
– Ну конечно, нет, – явно занервничав, ответила Тереза.
– Мы все можем придумать свою магию, – заметила Марисоль.
В тот вечер женщины поцапались из-за еды. Тереза без спроса взяла себе побольше риса с консервированными помидорами, хотя мы всегда по-честному делили всю еду на равные порции, и мы были живым доказательством того, как честность может стать проверкой на вшивость. Лайла выхватила кастрюльку из рук Терезы и швырнула ее на пол, а Тереза расплакалась.
– А где отцы ваших детей? – поинтересовалась Тереза, когда в хижине снова воцарился мир.
– Мой ушел, – коротко произнесла Марисоль.
– Мой вообще не появлялся, – сказала я. – Он даже отказался поговорить со мной по телефону.
– А я своего не знаю, – призналась Лайла, пожав плечами. – Я никогда не стремилась к долговременным отношениям. Если вы понимаете, о чем я. Даже точно не знаю, кто он.
– Не нам судить, разумеется, – заметила Марисоль.
– А мой приедет ко мне, когда я пересеку границу, – сказала Тереза. – У нас будет новая жизнь. Он сказал, что мне нужно идти туда, быть смелой, и он меня там найдет.
Она казалась умиротворенной. Марисоль как ни в чем не бывало прижалась ко мне. Я увидела, как брови Лайлы удивленно взлетели вверх, но никто и слова не сказал.
Тереза вынесла пилку для ногтей, сделанную из дымчатого стекла, и бутылочку розового лака. Она сделала нам всем маникюр, но не педикюр.
– Я терпеть не могу ноги, – пояснила она. – Меня от них тошнит.
Вспомнив мужчину в своем последнем отеле, я мысленно с ней согласилась. Я подула на свои ногти, а потом на ногти Марисоль, чтобы лак на них побыстрее высох.
– Тебе это все не напоминает первые дни в городе? – спросила у меня вечером Марисоль, когда мы лежали, прижавшись друг к другу. В распахнутом окне виднелось беззвездное небо, и вокруг было так темно, как будто мы находились под водой. Было так странно думать, что под одной крышей собрались сразу четыре беременные.
– Я бы с удовольствием забыла про город навсегда, – призналась я.
Помню, первая зима в городе была как тарелка еды, поставленная перед тобой на стол. «Кем ты хочешь стать в жизни?» – спросили меня. Я сдала все нужные экзамены в большом помещении с кремовыми стенами и дымчатыми окнами, где было жарко от солнца, а сзади на скамейках сидели несколько девчонок моего возраста, дожидаясь своей очереди. То, что мы прибыли в город живые и невредимые, уже многое говорило о нас. Учителя, раздавшие нам листки с заданиями, держались с нами учтиво и, останавливаясь возле деревянных столов, на которых были вырезаны разные имена, проводили по ним руками. В заданиях были вопросы по математике и естествознанию, а еще по философии, и теоремы были куда сложнее, чем те, что я решала в школе. Я старалась изо всех сил и в конце концов получила на руки список вариантов будущих профессий. Это было своего рода подведение итогов. Лотерея, последовавшее за ней путешествие и восстановительный период были только мертвой зоной, заминкой, дурным сном. Коротким препятствием, которое пришлось преодолеть перед настоящим началом жизни, той, которой ты достойна, которая по праву твоя.