За рулем сидела женщина, и она завопила, увидев наши чумазые лица и торчащие животы, когда мы выскочили на дорогу перед ней. Мы замахали руками, призывая ее остановиться. Как же это было приятно – представлять для кого-то опасность! Она вильнула и чуть не съехала в кювет, но сумела вовремя выровнять машинку. Марисоль подошла к окну. Она направила пистолет на женщину, и та испуганно съежилась и зажмурилась.
– Опустите стекло! – скомандовала Марисоль, хлопнув ладонью по окну. Было непривычно видеть ее такой беспощадной. От ее поведения меня бросило в дрожь, я ощутила одновременно гордость и стыд.
Женщина опустила стекло.
– Вы должны нас кое-куда отвезти, – продолжала Марисоль. – Откройте двери, быстро!
Женщина нажала кнопку, и Марисоль, взглянув на меня, мотнула головой.
– Залезай!
Я подхватила наши вещи и открыла дверцу.
– Спасибо! – ничего глупее я не могла сказать. Марисоль открыла пассажирскую дверцу и села рядом с женщиной.
– Поезжайте! – сказала она, и женщина повиновалась.
Марисоль включила радио.
– Мне нравится эта песня, – обрадовалась она и стала тихо подпевать. Я смотрела на ее затылок. Интересно, подумала я, сколько же разных Марисолей пряталось в ней, и не таилось ли в ней еще нечто такое, что она не могла передать или выразить.
Женщина смотрела прямо на дорогу, не отрывая взгляда.
– Вы нас извините, – произнесла Марисоль, вновь став приветливой. – Нам просто была нужна ваша помощь. Мы ведь сразу поняли, что вы – такая же мамочка, как мы. И поняли, что вы будете на нашей стороне. Сколько у вас детей?
– Один, – ответила женщина, не повернув головы. – Только один.
– Это ваша семья? – Марисоль указала на маленькую фотографию, воткнутую в солнцезащитный козырек с внешней стороны. Лысеющий мужчина, женщина и маленькая девочка в обнимку. Снимок был сделан где-то на пляже. На девочке был великоватый ей красный джемпер. Марисоль вынула фотографию из козырька и внимательно ее изучила, потом передала мне. Женщина вздрогнула, но ничего не сказала. Я рассмотрела рот девочки, где не хватало нескольких зубов, потом улыбку мужчины. И испытала прилив безмерной, убийственной ревности.
Марисоль открыла бардачок. Я наблюдала за ее действиями и угадала ход ее мыслей. Документы женщины. Ее адрес, ее имя, данные о ней. Я видела, как Марисоль переваривает добытую информацию, отправляет ее в закрома своей памяти. Женщина нервно дрожала. Я это почувствовала, даже сидя сзади, неудобно притулившись на тесном сиденье.
– Вы отвезете нас, куда нам нужно, – безапелляционно заявила Марисоль. – И вы никому не скажете, что подвозили нас. Если вы кому-то сболтнете, я вас найду. Я причиню вред вашему ребенку точно так же, как вы причините вред моему. Вы меня поняли?
– Да!
– Мы обе в отчаянном положении, – пояснила Марисоль. – Мы не всегда были такими. Вы нас тоже поймите.
– Может быть. – Она взглянула на меня в зеркало заднего вида, и наши глаза встретились.
– Вы мне нравитесь. – Марисоль вытянула ноги и выудила из кармана карту. – Я покажу, куда ехать.
Пляж
1
Уже почти совсем стемнело, когда мы вышли из машины. Мы доехали до берега океана, который тянулся бледной полосой на фоне неба. Вдалеке виднелся городок, и ведущие к нему дороги были усыпаны принесенным ветрами пляжным песком. Я чувствовала себя безопаснее под темным покровом ночи. Почти все дома были заперты. Дойдя до городской окраины, мы набрели на станцию техобслуживания, над которой неоновая вывеска сияла розовым и голубым. У колонок не было видно ни одной машины. А мне вдруг захотелось ощутить на языке вкус бензина.
Марисоль поплевала на салфетку и яростно оттерла грязь с моего лица, а потом затянула мне волосы на затылке, да так туго, что я поморщилась от боли.
– Ты же хочешь выглядеть презентабельно, разве нет? – строго спросила она.
Она осталась на улице с нашими вещами, а я зашла внутрь с намерением что-нибудь купить. Я ощущала себя не просто чистой, но словно подсвеченной изнутри, словно мой череп был пуст. И мои мысли были ясны и понятны, причем на сей раз все они были непорочны. Они были сосредоточены на моем животе. Может быть, жестокость благотворна для души.
Две пинты молока, консервированный ананас. Сладкие апельсинчики в синей сетке. Мягкий белый батон внарезку. Несколько бутылок воды, самой дешевой, что у них была. Я скучала по пиву, скучала по сигаретам, но только теоретически. Я была ходячим чудом, и к тому же живым. Мужчина в замасленном фартуке пробил покупки. У меня было ощущение, что я могу уничтожить его одним взглядом, сломать ему руку, стоит ему задать мне лишний вопрос. Я была способна на все что угодно.
– Если понадобится, сможешь вырезать моего младенца из чрева? – спросила Марисоль, пока мы шагали к морю, поедая хлеб прямо из целлофанового пакета. – Если мне станет худо, позаботишься о моем ребенке?
– Да, – ответила я, вспомнив Терезу и понимая, что, если придется, я сделаю все, что в моих силах, хотя при виде крови меня тошнило, всегда тошнило, с той самой поры, как я повзрослела.
– Я бы твоего извлекла из тебя, – пообещала Марисоль.