– Да. Я тебя боялась.
– Лучше бы мы вообще не встречались.
Я вообразила себе другое путешествие, в одиночку, и это путешествие закончилось раньше, чем у меня появился шанс увидеть Нову. Оно закончилось на обочине дороги или в отеле, где мужчина меня ударил, или в ванне, где я заснула, или в машине, остановленной представителями власти. Но потом мне представилось еще одно путешествие, благополучно завершившееся, и я снова была девочка с расцарапанными коленками, отчаянная, форменное исчадие тьмы. Где я ползла по грязи, плыла и подворовывала, мучительно прокладывая себе путь к свободе.
– Я тоже тебя боялась, – призналась она. – Я всех боялась.
– По тебе этого нельзя было сказать.
– Потому что это нельзя было показывать. Иначе все бы быстро кончилось. Надо было просто притворяться. И сейчас боюсь. Сейчас я боюсь гораздо больше, чем когда-либо прежде. Теперь-то я могу тебе это сказать, потому что это уже ни на что не влияет.
– Еще как влияет! Но я уже не боюсь, – сказала я, хотя не знала, правда ли это. А может быть, мне хоть раз в жизни надо быть смелой. Мое темное чувство больше уже не казалось темным, оно ярко сияло, потому что я узрела и даже потрогала горячий и влажный красный бутон мироздания, но мне не хотелось говорить об этом с Марисоль, даже при том, что теперь она сама была матерью.
– Хорошо тебе, – заметила она. – Можно мне ее подержать?
– Нет, – отрезала я. – Знаешь, я не могу тебя простить. Даже несмотря на то, что ты мне ее вернула. Ты же нас предала.
– Только в самом конце, – сказала она. – Только когда мне пришлось. Я других предала, вот это правда. Я делала ужасные вещи ради того, чтобы сохранить ребенка. Но то, что было в лесу, с нами, – все это было по-настоящему. – Она шевельнулась и отвела взгляд. – Но ты сбежала, а мой ребенок перестал двигаться, и мне пришлось вернуться к ним. Мне понадобилась помощь, это была чрезвычайная ситуация, а ты меня бросила. Ну и, само собой, когда я вернулась, пришлось рассказать им про тебя. Конечно, я рассказала. Нужно было выполнить мою часть сделки. – Она взглянула на меня: ее взгляд стал тяжелым, в глазах стояли слезы. – Мне все равно, понимаешь ты это или нет. Я знаю, что на моем месте ты поступила бы точно так же.
Она опустила взгляд на Нову и тронула ее щечку одним пальцем. А я прижала малышку к себе, отодвинувшись назад.
– В любом случае ни к чему хорошему это не привело. У меня нет ребенка.
Я оторвала взгляд от Новы и внимательно посмотрела в глаза Марисоль, впервые с того момента, как мы вошли в эту комнату, и похолодела.
– Это был мальчик, – продолжала она. – Он перестал шевелиться. Я оказалась права, но мне не хотелось в это верить. Он родился мертвым. Я взяла его на руки, но сразу все поняла, а как же иначе? Так что нет у меня ребенка.
Она издала короткий рыдающий смешок. И снова потянулась к Нове, но я только крепче прижала ее к себе.
– Ребенка у меня нет, но я вправе покинуть страну, я могу это сделать честно, у меня будет новая жизнь, я это заслужила. И им наплевать, чьего ребенка я заберу.
– Нет! Только не спрашивай. Не говори мне этого!
Марисоль приоткрыла искаженный гримасой рот, так что стали видны ее зубы. Раньше я никогда не видела ее такой. Она рыдала, не таясь.
– Отдай мне свою малышку! Отдай мне ребенка, и я клянусь, что буду заботиться о ней, как о своей собственной. Клянусь, она будет счастливой и любимой до конца своих дней.
– Но ты же пообещала мне помочь. Так помоги мне сбежать отсюда, – сказала я. – Мы сможем сбежать вместе.
– Не сможем, – возразила она. – Пересечь границу нельзя. Сбежать невозможно. А у меня есть виза. Калла, выехать могу только я.
– Тогда забери другого ребенка. Найди другого. Только не мою малышку, прошу тебя!
Она умоляюще воздела руки.
– Времени очень мало.
У меня свело желудок, рот наполнился желчью. Я не могла смотреть на Марисоль.
– Мне нужно побыть с ней наедине, – сказала я. Марисоль кивнула, оттолкнувшись от пола, и поспешно, уверенно встала на ноги. Открыла дверь и вышла в коридор.
– Я подожду здесь, – донесся ее голос из-за двери.
Звук ее тела, умащивающегося на полу. Бездетного тела, но все равно изменившегося. Я подумала, что она как химера, со звериными клетками в ее кровотоке. Я себе тоже представилась химерой, полузверем-получеловеком. И во мне тоже произошли необратимые изменения. Я же этого хотела. Но мои желания больше не имели никакого значения. Мои желания могли бы сейчас расколоть меня надвое, и все равно это ничего бы не изменило. Я подумала о незнакомой женщине, принесшей моего ребенка к себе в дом. Я подумала о Марисоль, шепчущей что-то на ухо доктору А.