Синий дым

Ещё стояли римские орлы,
На рубежах рубились легионы.
Медлительные галльские волы
Соху влачили по равнине сонной.
Ещё, казалось, нерушим вовек
В сознанье человека «пакс романо»,
Хотя ползли тревожные туманы
За синею чертой могучих рек.
Вот за Дунаем в сизой синеве
Для жаркой битвы или для охоты
Уже в прибрежной рыскали траве,
Таясь — славяне, гунны, скифы, готы?..
За синим Рейном по ночам дымились
В дубовых чащах жаркие костры —
И варварам весёлым жадно снились
Богатые античные дворы.
А некий римлянин, свидетель века,
Философ, может быть, или поэт,
Склонившись над судьбою человека,
Не находил грядущему ответ.
Усталостью и скукою томим,
Он с отвращением смотрел на город,
Ещё не зная, что Алларих скоро
Сожжёт и разорит бессмертный Рим!
Хоть чувствовал, что римские солдаты
Уж не спасут от гибельной судьбы…

И в то же время варвар волосатый

Уже рубил германские дубы!
Он выстроит большие города,
Он вознесёт высокие соборы —
Но на путях боренья и труда
Желанный день ещё придёт не скоро.
Ещё шумит рекой широкой кровь,
И норов, необузданный и дикий,
В огне, в крови, в бореньях, вновь и вновь
Покажет миру облик свой двуликий…

Под взором современника пытливым

Не так ли в буре и трудах возник
Эпохи нашей противоречивой
Мучительный и вдохновенный лик.

1942, Париж.

Мой путь

На туманные Крымские горы
Тихо падал сухой снежок,
И чернели морские просторы —
Это наш короткий пролог.
А потом в прозрачной лазури
Я увидел зелёный Босфор.
Сердце радовалось до дури
Теплоте сиреневых гор.
Загудели гнездом осиным
Европейские города.
Развернулись повестью длинной
Поучительные года.
Время шло. В тяжёлой заботе —
Легче летом, труднее зимой —
Жизнь раскрылась мне в чёрной работе,
Трезвой, честной, нелёгкой, иной.
В эти жёсткие годы впервые
Жизнь увидел по-новому я.
К трудовой потянулись России
Её блудные сыновья.
Так фабричный гудок и лопата,
Трудный опыт, прошедший не зря,
Нам открыли, жестоко и внятно,
Смысл и чаянья Октября.

1936, Париж,

«Прекрасные руки твои на клавишах…»

Н.Ф.[27]

Прекрасные руки твои на клавишах.
Ты играешь Шопена.
По углам полумрак.
Ты играешь Шопена,
И так дико и странно,
Что на свете сейчас
Существует война.
Тысячи жизней,
Чтоб могли быть счастливыми,
Гибнут и падают
В кровь и грязь…
Ты играешь Шопена,
А мне бы не надо
Смотреть на прекрасные руки твои.

1939, Париж.

Другу