Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса

Бернардо приехал из Мадрида, с тем чтобы доверить ему права, позволяющие получить плату в размере 420 песо за наем дома в Кадисе на Аламеде; 700 песо — за дом на улице Мурга; 625 песо — за дом на улице Марина; 312 — за самый маленький дом, на улице Чика; еще 450 песо приносил дом на улице Сан-Хуан-де-Андас; итого — 2507 песо в год, что составляло после пяти лет отсрочки в платеже двенадцать тысяч тридцать пять песо, как раз необходимых Бернардо для совершения сделки; Антонио согласился самолично отправиться взыскать эти деньги, дабы придать большее значение и большую силу процедуре возвращения капитала, который уже можно было считать почти полностью утраченным. Это была последняя попытка взыскания долга, не сулившая особой удачи, ибо уже неоднократно предпринимались хлопоты, и все заканчивалось безуспешно. А ведь двенадцать тысяч песо — это целое состояние.

В тиши комнаты, затерявшейся в громаде его дома в Рибадео, ожидая, пока ему принесут легкую закуску, Антонио Раймундо вспоминает это плавание в Кадис, к тому времени самое длинное его морское путешествие. Он уверен, что и теперь в состоянии воспроизвести в памяти образ, возникший при последнем взгляде, брошенном им тогда на строящийся дом, восстановить тогдашний вид особняка, расположенного прямо над Старой пещерой, если глядеть с моря, как смотрел он как раз перед тем, как корабль лег на левый борт, держа курс в одно из самых бурных морей, какие только есть в мире, то, что начиналось за лиманом. На дом Гимаран, в котором он тогда жил, он поглядел лишь мельком. И сделал это лишь для того, чтобы помахать на прощание рукой своему другу и поручителю.

Как и во время первого плавания в Ферроль, еще относительно недавнего, с ним находился Маноло Пидре, крепко держа в руках руль его судьбы. Но теперь он уже был капитаном судна, поскольку Антонио сам повысил его в чине вскоре после кончины дона Бернардо, когда Бернардо Фелипе решил сделать друга главным управляющим всего состояния, унаследованного им от отца, горя желанием уехать в столицу, где надеялся удовлетворить свои прихоти.

К тому времени Антонио Раймундо уже достаточно хорошо был знаком с галисийским и астурийским побережьем Бискайского залива; немного меньше знал он берег, тянущийся до Страны Басков, и также слегка освоил французское и английское побережье; однажды он даже дошел до Риги, до Лифляндии и Курляндии, движимый горячим желанием заняться торговлей льном на севере Европы и самому познакомиться с рынком, который представлялся ему исключительным для его интересов, а также стремлением улучшить свое знание английского и французского, которыми он начал овладевать во время пребывания в монастыре Вилановы-де-Оскос.

Путешествия с младых лет служили ему для того, чтобы узнавать новые места и учиться неизвестным техническим приемам и еще чтобы пополнять свою растущую библиотеку. Его уделом были активные действия, торговые сделки, дабы перед его внушительным носом с характерной переносицей прошло как можно больше товаров, с тем чтобы извлекать прибыль, которую он будет настойчиво и постоянно вкладывать в новые деловые сделки с целью получения максимального дохода. Сейчас, в воспоминаниях, он снова шел к Кадису на борту фрегата, принадлежавшего Бернардо, в качестве его управляющего с одной-единственной целью: посетить город, ставший преемником Севильи во всем, что касалось торговли с Вест-Индией, пока пятью годами позже, в 1778 году, он не утратит привилегию единственного порта прибытия всех судов, следовавших из Америки. Антонио не преминул надлежащим образом воспользоваться последним обстоятельством, направляя свои собственные корабли в Ферроль, или даже в Рибадео, или в любой другой порт, который, по его мнению, оказывался наиболее подходящим.

В те времена Кадис являлся городом, который был заполнен людьми просвещенными и не чуждыми авантюр, ценителями образования и любителями риска, такими людьми, как он сам, скачущими на коне из мира уходящего в мир новый, только что заявивший о себе, могущественный и подвижный, стремившийся к обновлению и захватывающий. Путешествие оказалось приятным. На протяжении монотонных дней плавания ничто не нарушило ход корабля, менялся лишь его курс. После того как позади остались берега Галисии, плавание стало совсем скучным — настолько, что они были благодарны судьбе, когда ветер отнес их в океан, изменив намеченный курс и удалив их от созерцания португальского побережья, отличавшегося однообразием прямых линий, низкими и в основном пологими берегами, не имевшими ничего общего с кружевом Камариньаса, предстающим взору у галисийского берега. Гораздо приятнее было созерцать море, заполнившее собой весь горизонт, эту бесконечность, это безмолвие, нарушаемое лишь завыванием ветра в снастях да еще ударами волн о киль судна, этой вечной симфонией.