Так они плыли три дня, идя по ветру и измеряя глубину лотом, пока уже в самом конце видневшегося вдали португальского берега им не пришлось лечь в бейдевинд[75]
, чтобы подойти к мысу Сан-Висенте неподалеку от просторной бухты, на которой стоит Кадис. Там стройные бригантины, пузатые сухогрузы, внушительные фрегаты с округлыми корпусами наполняли атмосферу порта ароматами, струящимися из их трюмов сквозь люки, маленькие, словно ротики, раскрывшиеся во внезапном неподдельном удивлении, но достаточные для того, чтобы их дыхание заполнило воздух невероятными запахами какао и рома, кофе и всевозможных пряностей из Америки; а также масел и вин, лаков и слоновой кости, доставленных на судах, прибывавших из Манилы или других столь же далеких и экзотических широт. Вот чем был в те времена Кадис.Он уже давно съел принесенный ему легкий ужин, состоявший из окорока, копченой колбасы, латука с луком, маринованной форели и грецких орехов, которые все еще хранились на чердаке, и вот уже наступила ночь. Воспоминания об ароматах, заполнявших кадисский порт, заставили его вспомнить обнаженное тело Лусинды. Тогда он встал и вышел из дому через дверь, расположенную в подвале северо-западного фасада здания, после чего тихонечко постучал в дверь дома, который он приказал приготовить для девушки. Она уже знала о его приезде и пребывала в ожидании. Лусинда почувствовала, что в дверь стучит Антонио Раймундо, и открыла ему.
Дела в Кадисе заняли у него совсем немного времени и почти не стоили никакого труда. Он явился со своей доверенностью к Хуану Кастро-и-Нейре, галисийцу, с которым в конечном счете у него установились такие хорошие отношения, что тот в дальнейшем взял на себя заботы о взимании арендной платы, а также множество других поручений. В его сопровождении Антонио обошел один за другим все пять домов, составлявших цель его приезда. На это ушло несколько дней, ровно столько, сколько было необходимо, чтобы съемщики узнали о его намерениях и собрали деньги, которые он получил целиком. Ему даже не пришлось оказывать давление, к чему он был готов, когда узнал, что съемщиков столько лет совершенно не беспокоил владелец домов, который не только ничего от них не требовал, но и ни разу не объявился. Возможно, на быстрое решение вопроса повлиял его строгий вид, неприступная манера держаться, а может быть, кто знает, и несколько угрожающий взгляд. У него все прошло так гладко, что даже осталось время рассчитаться с конторой Пардо Фигераса, получателя фрахтовых грузов, перевозку которых семейство Родригесов Аранго обычно осуществляло между Андалусией и Галисией, а также между Америкой и Галисией через Кадис, а сумму, полученную от Пардо Фигераса, вложить в продукты, которые в то время могли принести хорошую прибыль при продаже в Рибадео: хлопок, индиго, сахар и небольшую партию кофе. Обычно все это привозилось прямо из Америки, но в Галисии в те дни ощущалась их нехватка, а в Андалусии цены были очень низкие.
Пока он занимался этими делами и обходил город в поисках других, фрегат под командованием Мануэля Пидре отправился далее на восток за грузом риса, который надлежало доставить в Нойю[76]
. Таким образом, Ибаньесу ничего другого не оставалось как ждать их или же возвращаться сушей, пересекая всю Испанию с юга на север в долгом двухнедельном путешествии, которое позволило бы ему ознакомиться со страной и положением на рынках во всех пунктах следования. Однако что-то остановило его: он был уверен, что корабль придет раньше и, принимая во внимание время года и характерные для него ветра, гораздо быстрее и удобнее будет вернуться морем, отдав таким образом дань своей страсти к морским путешествиям.К тому времени Шосефа уже вошла в его жизнь, и, хотя он никогда не испытывал особого вдохновения ни по какому поводу, если только речь не шла о его делах, а о них речь шла всегда, он с некоторым душевным трепетом, пусть и не слишком пылая страстью, жаждал ее увидеть. Он проводил дни ожидания не в пирушках, подобным тем первым кутежам в феррольском оперном театре, которым по-прежнему руководил Николо де Сеттаро, а в прогулках по пристани, наблюдая за разгрузкой, задавая вопросы, обсуждая со своими и чужими грузополучателями торговую жизнь порта, по объемам торговли с Америкой уступавшего лишь севильскому; расспрашивая обо всем, что только приходило ему в голову относительно цен на товары и оплаты фрахта, или просто глазея по сторонам, поскольку зрелище было достаточно экзотическим, чтобы привести в восторг любого праздного прохожего.