Синий конверт, или Немцы разные бывают

Гертруда приказала приготовить ей машину и отправилась в ближайший от неё город в той стороне, откуда иногда стал доноситься тяжелый грохот, чтобы прояснить для себя обстановку. Но в тот день навстречу ей по шоссе двигалась такая лавина машин и людей, что после двух часов безуспешных попыток пробиться к городу она повернула назад. Заметив пожилого офицера с перевязанной головой и рукой на перевязи, сидящего вместе с солдатами на какой-то телеге, она предложила подвезти его. Тот с радостью согласился и Гертруда не упустила случае расспросить его о том, что происходит там, откуда он идёт. Из его рассказа она поняла, что не далёк тот час, когда русские танки могут оказаться и в ее селе.

Первое, что она сделала, стремительно въехав на машине во двор своей усадьбы, приказала найти Полину. Не говоря ни слова, она схватила ее за руку и втащила в полуподвальное бетонное цокольное помещение дома, где когда-то была коптильня, а сейчас хранились продовольственные и иные запасы и всяческая рухлядь.

Посреди подвала стоял большой деревянный стол, обитый железом, предназначенный для разделки мяса. Полина с удивлением и тревогой наблюдала, как Гертруда сбросила с лавки на пол соломенный тюфяк и ватный матрас, одеяло, подушку. Старуха приказала девушке сделать из них постель на столе. Потом велела ей принести два ведра воды, рядом с ними поставила таз. После этого она села, сложила руки под грудью и, опустив голову, долго молчала.

Решение запереть Полину в подвале, чтобы не допустить ее встречи с русскими солдатами, пришло ей в голову ещё в машине, по ходу рассказа офицера о катастрофическом положении на фронте. Она так и поступила, действуя спонтанно. А сейчас задумалась: имеет ли это смысл? Если русские придут, как долго они будут здесь оставаться? Рожать Полина будет только осенью. Столько времени удерживать ее под замком невозможно. В усадьбе полно людей и своих, и чужих, утаить что-то от их глаз и ушей трудно. Тем более, что в большинстве своём эти глаза и уши к дружелюбию с ней не расположены.

Наконец, решив, что ещё есть время, чтобы что-нибудь придумать, шлёпнув ладонями по коленям, она встала.

— Пока будешь жить здесь, — сказала Гертруда, — еду тебе буду приносить. Выходить ты не сможешь. Буду тебя закрывать. Стульчак найдёшь вон там в углу. По ночам будешь выносить.

Гертруда сначала выжидательно, а потом удивлённо посмотрела на Полину. Она думала, что та будет расспрашивать ее, почему и как долго ей придётся находиться взаперти. Но девушка молчала. Для неё уже не было секретом, что Гертруда ждёт от неё ребёнка не меньше, чем она сама. И догадывалась, почему Гертруда ее изолирует.

ПОЛИНА

Гертруда вышла, заскрежетал наружный засов двери подвала. В помещении было прохладно. Полина не стала раздеваться, забралась на свою постель на столе и закинула руки за голову. С тех пор, как она поняла, что беременна, что Норман может никогда не вернуться, что германская армия отступает перед советскими войсками, она находилась в состоянии тревоги, беспокойства, возбуждения. И сейчас путанные мысли вихрем носились в ее голове.

Норман был ее первым мужчиной, отцом их будущего ребёнка. Но сейчас она не была рада этому ребёнку. Возможно, раньше, в те недели эйфории любви, которую она переживала, пока Норман находился дома на излечении после ранения, она бы восприняла свою беременность по-другому. Тогда ей казалось, что случилось чудо, что она выбирается из болота рабства и унижений, что у неё может сложиться семья. Она живёт с Норманом в одном доме, он с ней ласков и предупредителен, она ежедневно делит с ним постель, они вместе с его матерью питаются за одним столом.

И когда на ее вопрос: «А если у меня будет ребёнок?», он, не задумываясь, весело ответил, что, если будет мальчик, они назовут его Эрих, а девочке имя пусть она придумает сама, у неё отпали почти все сомнения в благополучности своего будущего с Норманом. Тем более, что в исходе войны в пользу Германии никто вокруг неё в то время не сомневался.

Но теперь все изменилось. Германия терпела поражения. Норман пропал и, может быть, уже мёртв. В последний свой приезд в конце 44-го он был уже немножко другим, не столь нежным. Ее стало раздражать, когда он, лаская ее, перебирая ее волосы, вспоминал свою любимую покойную сестру. Иногда даже называл Полину ее именем. Это вызывало у неё беспокойство, настораживало, подтачивало ее отношение к нему. Как долго он будет ласков с ней только потому, что она напоминает ему его обожаемую сестрёнку? Ведь кроме того разговора об имени возможного ребёнка, Норман больше ни разу даже не намекнул на возможность совместной семейной жизни в будущем.