Синий конверт, или Немцы разные бывают

В кладовых рачительного немецкого хозяина чего только нет и Полина разыскала ящик со свечами и спички. Лёжа на спине на тюках с шерстью, она смогла просунуть руку со свечой сквозь решётку. Верхний конец шахты терялся в темноте, но в одну из ее стен были вделаны скобы. Насколько высоко они уходили вверх понять было нельзя. Но само их наличие вселяло в Полину надежду.

— Всякая лестница, — подумала она, — куда-нибудь, да ведёт. — Завтра днём надо будет посмотреть, что там наверху.

Перетащив мешки с шерстью на прежнее место, с чувством некоторого удовлетворения девушка вернулась в центр подвала, к столу с ее постелью. Нахлынувший на неё недавно страх глухого заточения немного ослаб. Она испачкалась, поэтому постаралась привести себя в порядок, глядя на своё отражение в воде, налитой в тазик.

***

Утром пришла Гертруда, принесла Полине завтрак: стакан молока, варёное яйцо, бутерброд с маслом. Села напротив неё, несколько минут наблюдала, как она ест.

— Как все-таки удивительно похожа эта русская на мою маленькую Матильду, — умилилась она и глаза ее слегка увлажнились. — Если бы она захотела остаться! Чего ей здесь не хватает? — думала она, украдкой промокнув глаза концом шейного платка.

Гертруда почти не спала этой ночью. И эти мысли не раз приходили ей в голову. Ей было приятно видеть Полину в те дни, когда Норман был дома и девушка расслаблялась, ее лицо покидали выражение испуганной покорности и взгляд исподлобья. Но за все эти годы Старуха, как именовала ее Полина про себя, ни разу не назвала девушку по имени. «Русская» и все! И ни разу с ней не поговорила, только отдавала приказы, а Полина их безмолвно выслушивала и безропотно выполняла.

Иногда Гертруда ловила себя на мысли, что не смогла бы поднять на неё руку. И так и не подняла по-настоящему за все эти годы, кроме нескольких крепких пощёчин на первых порах. Даже кричала на неё без присущей ей злости, граничащей с ненавистью, как часто бывало с другими подневольными работниками и даже с надсмотрщиками из числа немцев. Иногда ей хотелось дать Полине какие-то послабления на тяжёлых хозяйственных работах, угостить ее чем-то сладеньким, но делала это только во время пребывания сына дома. В другое время она себе этого не позволяла, опасаясь разбаловать работницу.

Сегодня ночью она призналась себе, что ей будет не доставать этого постоянного образа ее любимой и единственной покойной дочери в лице Полины. И по этой причине к утру она пошла на существенное изменение своего плана. Она не будет отбирать ребёнка и оправлять Полину в лагерь, по крайне мере, до тех пор, пока не выяснится жив ли Норман. Если сын не вернётся, ей придётся удерживать «эту русскую» при себе. Ребёнка надо хотя бы выкормить, младенцам требуется материнское молоко. Решение о том, кем и в каком качестве Полина останется, она пока принять не смогла. Мысль о законном браке сына с Полиной в случае его возвращения ей и в голову не приходила. Она допускала лишь их сожительство на какое-то время. Сможет ли она когда-нибудь относится к «этой русской» без предубеждения, как она относится к своим немецким соотечественникам? Что-то мешало ей додумать эту мысль до конца. Да, и не все зависело от ее решения. Пока было совсем непонятно, чем закончится эта война.

Полина уже заканчивала завтрак, когда Гертруда спросила:

— Ты там у себя, в России, что ела?

Полина молчала подняла перед собой остаток бутерброда и стакан с молоком, которые как раз держала в руках, кивнула на скорлупу от яйца, лежащую на столе.

Гертруда подняла брови:

— Каждый день?

Полина кивнула.

— А что ещё?

— Кашу, картошку, суп, щи, репу, огурцы, ягоды, яблоки, грибы, … — начала перечислять Полина, кое-что называя по-русски.

— А мясо ты ела?

— Ела, — однозначно ответила Полина.

Ей, по правде говоря, не так часто приходилось есть мясо в колхозной деревне, но, сообразив зачем Гертруда спрашивает, добавила:

— Я любила варёных кур и жареных уток, зайцев.

Гертруда удивилась. Гитлеровская пропаганда давно убедила ее, что русские живут впроголодь и не едят ничего кроме картошки и капусты. А она сейчас хотела предложить девушке более сытную жизнь в Германии, если добровольно согласится остаться здесь.

Никакой другой приманки для Полины она не приготовила и прямо спросила:

— Ты будешь ждать Нормана?

— А если он не вернётся? — в свою очередь спросила девушка.

— Он вернётся, — раздражённо, но твёрдо ответила Гертруда. — Он, наверно, в плену. Рано или поздно из плена возвращаются. И он отец твоего ребёнка.

Полина молчала. Она понимала, что ее отказ дожидаться возвращения Нормана ни к чему хорошему для неё не приведёт. Она снова вернулась к своим ночным мыслям о том, что Гертруда будет держать ее в заточении хотя бы до рождения ребёнка. А потом может и выгнать, но без ребёнка. Попробуй найти сочувствие в чужой, враждебной стране. Она сомневалась, что и свои станут на защиту женщины с ребёнком от своего врага.

Полина решила, что пугать Гертруду отказом пока не следует. До сих пор она ела и говорила, не глядя на Старуху. Теперь посмотрела ей прямо в глаза и сказала: