Синий роман

Чёрно-белые кадры моего детства, погружаясь в галлюциноген памяти, медленно, но верно обретают цвет. Первая сигарета и первый стакан портвейна, первая женщина и первая любовь.

Откуда-то оттуда берет начало образ Алика. Алик – друг, и я с радостью закрываю глаза на его недостатки. Впрочем, так же, как и он на мои. Все мы не без греха.

Оказывается, Алик страдает неизлечимым недугом. Его одолевает синяя клептомания – болезнь тяжёлая, но проявляющаяся только в период алкогольной нирваны.

– А я думаю: куда это наши вещи пропадают? – улыбнулся Паша.

– Да за кого ты меня принимаешь? – мина оскорблённой добродетели совершенно не шла Алику, но при этом мягко легла на его чело.

– А, – стал оправдываться Паша, – то есть, ты хочешь сказать, что у тебя клептомания в хорошем смысле этого слова?

Помнится мне, я обещал вам Пашу. Паша – типичный представитель выходцев из Урала – голубоглазый блондин с красной мордой. Урал (ну, и Сибирь, пожалуй, тоже) – последний оплот русской нации. Все остальные – прямые потомки потных и пыльных детей монгольских степей. Пресловутые хохлы з москалями в их числе. Почему татарские монголы не пошли на Урал? Загадка. Хотя, с другой стороны, что им там делать? Разве что Настю с Бутусовым Чайфом запивать да читать на каком-нибудь тюркском наречии сказки Бажова друг другу на ночь.

Свердловский рок-клуб Паша имел ввиду, и делал он это в самом неприглядном смысле. К сказам Бажова он относился более снисходительно, вследствие поверхностного знакомства с творческим наследием последнего, которое сводилось к одному анекдоту:

"Хозяйка медной горы: "Ну, что, Данила-мастер, не выходит у тебя каменный цветок?"

Данила-мастер, тужась над унитазом: "Не вы-хо-ди-и-ит!""

Не прочитав ни одной уральской сказки, Паша покинул гостеприимную Хозяйку Медной Горы, так и не повстречавшись с нею. После долгих скитаний по нашей тогда ещё необъятной родине (я не знаю куда. Главное – отсюда!!!), с двумя песнями в кармане и одной парой обуви, он устал в Симферополе. Но Симферополь – не Ялта.

Теперь Паша в Ялте. Творит в студии. Такие люди, как Паша способны даже самое простое нажатие пипок превратить в творчество. О них говорят: он из любого гавна может конфетку сделать. При условии, конечно, что какашка эта связана с записью музыки.

За окном, купаясь в солнце, чирикали птички и пролетали случайные клиенты.

Пришёл Олег – человек во всех смыслах хороший, но имеющий один существенный недостаток: уж очень его много.

– Паша, – протягивая руку для приветствия, – а что там за мордовороты, – спросил он, – сидят у твоей двери?

– Заказчики, – не отрываясь от экрана монитора, ответил Паша. Протянутую руку он увидел затылком и ответил взаимным рукопротягиванием. Нетрудно догадаться, что после этого было рукопожатие.

– Вот они волшебники. У тебя курить можно?

– Кури, – Паша передвинул по столу пепельницу по направлению к голосу.

– Я вчера встретил одного своего знакомого, – Олег сладко затянулся и выпустил густую струю – не струя, а диагональный столб – дыма в потолок, – так он работает арт-директором вагона-ресторана в поезде Махачкала-Адлер. Приколись.

– Да? – Паша не страдает отсутствием чувства юмора, просто сейчас ему не до смеха. Надо срочно доделать работу, но природная вежливость не даёт ему оборвать разговор, – ты начал распространяться о волшебниках, сидящих в коридоре.

– Коррида в коридоре. А там тореадоры, – выдал экспромт Олег, – ну да. Я и говорю: сидят там два волшебника – пальцы веером – и с умным видом рассуждают о том, о чём не имеют никакого представления. Прикинь. Один говорит другому: ты раньше слышал этого Ди Меолу? Тот отвечает: нет. Тогда первый заявляет: я тоже. Круто его Агутин раскрутил?

– Да. Эти могут. Они такие, – Паша удовлетворённо потёр руки, – позови-ка их, – работа была сделана.

Паша не любит химию, но обожает Менделеева, и продукт сновидений великого русского учёного здесь ни при чём. Просто водка позволяет ему общаться со скрипкой. На трезвую голову брать её в руки Паше не позволяет совесть. А душа требует. Конфликт эфемерных субстанций на лицо. И уладить его способна только водка.

– Редин, – шёпотом, наверное, чтобы не разбудить, позвал меня Паша, – просыпайся, – на часах было десять тридцать утра.

– Чем больше спишь, тем меньше неприятностей, – мой внутренний голос попытался оправдать своего хозяина.

– Водку пить будешь? – проигнорировал зычный глас моих внутренностей Паша.

– Народная мудрость небезосновательно вопрошает: чем с утра плоха водка? – тоном только что проснувшегося проповедника ответствовал я, примеряя на себя лавры осмысленности огромного народа, – Тем, что день разнообразно провести не удастся.

Через час я согласился слушать скрипку Паши, а через полтора – умилённо размазывал по своему небритому лицу коктейль из слёз и соплей, восхищаясь виртуозной игрой новоявленного Паганини.

Затем было новое "Старое кафе". Любознательное солнце заглядывало в плохо помытое окно, помятый официант – в пузатый лопатник к Паше, а мы – в меню. Паша заказал себе солянку и коньяк, я же ограничился мидиями и бокалом Пино-Гри.