Синий роман

Алик появился достаточно быстро. Наверное, он не шёл, а бежал. Я разбавил его портвейном и послал за водкой. Не смотря на то, что на старых дрожжах его круто синяя прихватила, он желал продолжения банкета. Благо, магазин находится в моём доме.

Далее должна последовать повесть о настоящем человеке, который, будучи в мерцающем пространстве осени своим человеком, шёл из магазина, с трудом преодолевая тернии синей действительности в виде земного притяжения, мимо скучающих по заснеженным карнизам котов и распространял флюиды простого человеческого счастья. Он, словно Данко сердце, нёс водку! Пьяный человек счастлив, как вода, но беззащитен, как пластилин.

Пластилин – джаз. Имея определённые навыки, тебе достаточно легко удастся сделать из пластилиновой вороны корову или дворника с огромной пальмовой метлой, ветви которой беспечно произрастали на ритмичном побережье Ямайки, пока не были срезаны им для обеспечения своих производственных нужд. "Что, Сергеич, не лежится тебе в гробу?" – спросил Костя. "Лучше молчи. – Отвечал ему покойник, – Смерть, с точки зрения философии, занятие, конечно, интересное, но больно уж скучное. Подохнуть от скуки можно". И метёт поутру этот гений листопада дворы и подворотни, тротуары и аллеи, освобождая их от спектрального разнообразия опавших за ночь листьев и старых, потерявших что-то несущественное, но бесконечно дорогое, пожелтевших фотографий, а вместе с ними и от жалких (жалко их) остатков ночи.

Нарисуй мне трубу, попросил белый от зависти Сатчмо, и сыграй на ней лунную ночь полную окурков. Раньше он был профессиональным ночным собирателем бычков и теперь, имея славу и деньги, не один десяток белых пластинок и сольных девочек, тосковал по утраченному ремеслу. Выцветшие фотографии говорят о любви к покойному.

Алик пошёл за водкой. Этим сказано всё. Значит, будет праздник. С блевотиной, мордобоем и последующим похмельем. Приятного аппетита.

Звук восходящего солнца

спокойно возлегал над горизонтом,

не боясь быть потревоженным птицами

и прочими обитателями моря,

Рифма которого настолько нежна,

Что её не видно почти.

И мне смешно созерцать наличие горя

Так же, как сравнивать лёжа

(увы, в партере, не в ложе)

Текстильные достоинства шёлка и парчи.

Восточный вальс отточенный рабом

До совершенства

при помощи зубила с молотком,

как кот с прекрасной длинной шерстью

лежит на подоконнике довольный молоком,

но не довольный тем, что он

рождён котом.

А ни каким-нибудь попом

с ритмичной рожей

Растамана на берегах Ямайки,

что в принципе одно и то же

И образ жизни у них крайне схож.

Похож? Ну что ж. Похож.

И стоя в туалете в одном носке и майке,

судить укуренного кайфолова стиля регги

(но правильней: реггей)

Мне не с руки. "Скорей

Карету мне. Карету"

Иль сигарету.

Главное: скорей.

Потом, как потом (капли на лице)

Приходит ночь. Она не ждёт когда мы

В воспоминаньях оживём, как дамы,

С улыбкой вспомнив вдруг о наглеце,

Который мог, но почему-то не схотел,

А, может быть, хотел так, что вспотел,

И влага пота парню помешала. Он не сумел.

Хотеть – не значит мочь и наоборот:

Уметь – не значит умереть в желаньи.

Сознанье колебанья ожиданья.

Да что в любви он понимает? Обормот.

Скот. Жмот, но полиглот,

Осознающий смысл слова fuck…

И за отсутствием раскрытых окон

Разгневанные этим боги

Их пишут на стене, как факт.

Фактически – любить, что пить…

Однако надо к коде подходить,

И саксофон японца гадит в душу,

Но всё же лучше его слушать, чем не слушать

И пить, до боли значит что любить.

Любовь не зла –

Полюбишь и красотку,

А если с водкой –

Впору и козла.

После третьей, закусывая телевизионной рекламой с колбасой, Костик вдруг разрешился бременем литературного гения:

– "Трио из Рио".

– Что это? – спросил Алик.

– Название какой-нибудь группы.

Алик отреагировал мгновенно:

– А как тебе "Трое из Трои"? – его улыбка обнажила превосходное присутствие двух передних (через один) верхних зубов, – или "Четверо из четверга"?

– Ну, это уже метафизика.

– Хуй! Тает во рту, а не в руках! – продолжил метафизические эксперименты мой друг.

– Актуально, – сквозь смех произнёс я, – продай.

– Забирай и пользуйся, – Алик не страдал от безработности. Его тяготила беззаботица.

Как видите, я воспользовался его широким жестом. А что потом? Что будет после сонных рассветов, радуг сквозь дождь, дождя сквозь кофе и ленивых закатов? После дождя – я знаю – будут грибы, а после кофе – сигарета.