Синий Цвет вечности

— Я не думаю — я знаю. Да никто и не скрывает. Государь торжественно появляется у нее дома с подарками и цветами… И не так редко, между прочим. Никто не скрывает.

— Я полагал, грешный человек, она скоро выскочит замуж. Разве нет поклонников?

— Есть. Но с замужеством тоже оказалось непросто. Уже два претендента отказались: ставили условием, чтоб она сыновей отправила от семьи в закрытые детские пансионы или училища. Она отказалась.

— Ну что ж! Хотя бы как мать она состоялась.

— Вы злой!

— Я не злой. Только раздражительный.

— Ничего. Государь найдет ей супруга. Он тем и отличается… что не бросает своих дам, он им сперва или чуть погодя находит мужа. Вы совсем помрачнели!..

— Нет… только я подумал… значит, в этом проклятом пасквиле была хоть частица правды?

— Ничего это не значит. Неужто вы думаете, что государь мог сблизиться с ней при жизни Пушкина?

— А почему бы и нет? Не понимаю.

— Это правда, что она была его партнершей по танцам в Аничковом? Даже лучшей партнершей. Но… стать ее любовником? При Пушкине этого быть не могло. Он дорожил Пушкиным. Он, государь наш, — государственник, и его государство ему дороже всех женщин. Это его сила или слабость… считайте как хотите! Он хотел иметь при своем царствовании великого поэта. Может статься, от вас он хотел того же… Или хочет. А вы не поняли его!

— А почему он тогда не пустил Пушкина в деревню? Где никакого Дантеса б не было?

— О-о! Вы слишком много требуете. Он боялся, что Пушкин без него опять примется за старое. Он и так едва его вытащил из либеральной трясины. Пушкин был нужен… А теперь, когда Пушкина нет… Любая светская дама не откажется, если государь ей предложит быть его наставницей в любви. Не посмеет отказать. Да и муж ей этого не позволит.

— Прекрасно! Это заставляет меня задать нелепый вопрос. А вы? Что бы вы сказали, если б… такое предложение? Можете не отвечать, если не хотите!

— Почему? Отвечу, — сказала она жестко и с насмешкой в голосе. — Я бы сделала то же самое! И мой муж, покуда он существовал как муж, был бы недоволен мной, если б я отказала. Даже более того… он не понял бы меня!

— Впрочем… мадам Пушкина уже сходит со сцены. В последнее время появилась фрейлина Нелидова. И это начинает смещать акценты.

— Нелидова? Говорящая фамилия сама по себе.

— Вы имеете в виду императора Павла Петровича? Ну, это племянница той Нелидовой, может, внучка. В этой родословной я не сильна! Но сын идет в отца, это так естественно. Племянница в тетку.

— Но я бы не согласился как муж!

— Потому за вас никто не торопится выходить замуж. И за Пушкина выходить тоже не стоило!

Он рассмеялся резко и хотел ее поцеловать. Она отстранилась… Нежной женской рукой удержав его за щеку. Ласка одновременно?

— Не надо! Жуковский уже спрашивал: не влюблены ли вы в меня?

— И что вы ответили?

— Я сказала: «Нет, конечно!» — Помолчала. — Без обиды! Вы и впрямь не влюблены в меня. Только притворяетесь. Вот в Софи Соллогуб — пожалуй!

Вернувшись домой, он достал из ящика черновик поэмы, которая долго занимала его, потом отстала от него, и он ее забыл почти, потом снова возникла в нем, как возникают забытые видения. Разложил на столе…

Влюбился я. И точно хороша
Была не в шутку маленькая Нина.
Нет, никогда свинец карандаша
Рафáэля иль кисти Перуджина
Не начертали, пламенем дыша,
Подобный профиль…

Нина Грибоедова была уже тут, конечно, ни при чем. Всего лишь имя — Нина, которое привлекало давно. А Софи Соллогуб… пожалуй. Он не ждал ее любви, да, честно, и не хотел бы ее. Но он жаждал увидеть, что станется с этой душой от долгого пребывания в петербургском свете.

На кисее подушек кружевных
Рисуется младой, но строгий профиль…
И на него взирает Мефистофель.

Он даже готов был напутствовать ее на этом пути падения, как демон, нагружая исподволь тайным знанием о мире. Зачем? Чтоб убедиться самому еще раз, что верить никому нельзя и не стоит верить?

Я понял, что душа ее была
Из тех, которым рано все понятно.
Для мук и счастья, для добра и зла
В них пищи много…

Но образ был светел. И никак не ложился под нож неверия… Недаром Гоголь так отзывался о ней. Нет, еще о Смирновой-Россет… Хоть не стал бы их сравнивать!

— Зачем они вам все? — спрашивал его Гоголь про увлечение светом. Это было в Москве, на том дне рождения, когда они вышли в сад после обеда.

Кипел, сиял уж в полном блеске бал;
Тут было все, что называют светом, —
Не я ему названье это дал;
Хоть смысл глубокий есть в названье этом.