Синий Цвет вечности

«„Герой нашего времени“ есть создание высокое, обдуманное. Выполненное художественно. Господствующая идея есть разрешение великого нравственного вопроса нашего времени: к чему ведут блистательное воспитание и все светские преимущества без положительных правил, без веры, надежды и любви? Автор отвечает своим романом: к эгоизму, к пресыщению жизнью в начале жизни, к душевной сухотке и, наконец, к гибели…»

К концу статьи ее автор говорит:

«Повторяем в сотый раз, что роман этот прелесть от первой страницы до последней. <… > Лучшего романа я не читал на русском языке».

И тут же признавал: «Вот юный автор, незнакомый мне и, вероятно, не благоприятствующий мне, судя по его литературным связям. В которые он мог попасть случайно…» (Подчеркнем!)

Это была, вероятно, самая лучшая статья о романе вскоре после его выхода в свет, и принадлежала она Фаддею Булгарину!

Конечно, нам было бы приятней, если б она вышла из-под пера Вяземского или Жуковского, или даже Плетнева.

Россию продает Фаддей
Не в первый раз, как вам известно,
Пожалуй, он продаст жену, детей
И мир земной, и рай небесный,
Он совесть продал бы за сходную цену́,
Да жаль, заложена в казну.

Так Лермонтов в свое время написал о Булгарине. Возможно, самая сильная из его эпиграмм. Он, вообще-то говоря, эпиграмматистом не был. В этом смысле — не Пушкин, не Пушкин! Булгарин вряд ли не знал ее… но вот смотри ж! «Юный автор… вероятно, не благоприятствующий мне…»

Однако история пишется так, как она себя пишет сама! Она на нас, более поздних, осведомленных (считающих себя более умными), не оглядывается и нашего одобрения не просит!

В январе 1841-го П. А. Плетнев сообщал Гроту, своему постоянному собеседнику по части эпистолярий:

«Бабушка Лермонтова, сокрушающаяся об его отсутствии, вообразила в простоте души, что преклонит все сердца в пользу своего внука, если заставит хвалить его всех и повсюду; вообразив это, решилась поднести, в простоте же души, 500 рублей ассигнациями Фад. Вен. Булгарину. Ну тот, как неподкупный судья, и бросил в „Пчелу“ две хвалебные статейки, показав тем, что не омакивает пера в чернильницу менее, как за 250 руб. асс. Это узнал я у Карамзиных, которые, особенно Софья Николаевна, очень интересуются судьбою Лермонтова».

И это — Плетнев: друг Пушкина, его литературный агент и издатель! А еще друг Вяземского, Жуковского et cetera! Главный редактор бывшего журнала Пушкина! Явно не Софья Николаевна ему рассказала. Но кто-то «у Карамзиных».

Статья «Москвитянина» донимала Лермонтова до конца дней.

«Скучно на этом свете, господа!» А среди нашей братии литераторов — еще скучней!

Еще дня за два до отъезда Михаила из Москвы приехал Столыпин. Свиделись буквально на ходу. До сих пор непонятно, чего он так торопился. Они в доме тетушки Мамоновой проговорили полночи… Столыпин был расстроен — того хуже, взбешен. Конечно, Александрин изменила ему или увлеклась кем-то в очередной раз (вот-вот увлечется, есть претенденты — и ему не хотелось бы сейчас удаляться от нее, и для этого нужно перевестись в столицу). Он тоже достаточно навоевался уже, и на него пришли представления к наградам, к которым, кажется, наверху отнеслись приязненно. И у него для перевода — веская причина: здоровье дедушки, адмирала Мордвинова. Дед уже стар, и внуку хотелось бы находиться при нем.