Синтаксис личности. Пособие по типологии Афанасьева

Психотипу ЭЛФВ Афанасьев дал имя Руссо. В самом деле, Эмоцию Жан-Жака Руссо легко принять за Первую, а Физику за Третью: в «Исповеди» он много пишет о своем «пылком характере» и о своих сложных отношениях с деньгами и сексом. Вместе с тем трудно представить себе, чтобы Третья Физика могла спокойно отдавать новорожденных детей в приют или подробно рассказывать читателям о своих постельных предпочтениях. Есть и много других деталей, никак не соответствующих Третьей Физике и Второй Логике.

Руссо пишет о себе: «У меня были недостатки моего возраста: я был болтун, лакомка, иногда лгун. Я мог стащить фрукты, конфеты, снедь, но никогда мне не доставляло удовольствия делать зло, вред, огорчать окружающих, мучить бедных животных. Вспоминаю, однако, что я помочился однажды в кастрюлю одной из наших соседок, мадам Кло, в то время как она была на проповеди. Признаюсь даже, что это воспоминание до сих пор вызывает у меня смех, потому что мадам Кло, женщина, в сущности, добрая, была все-таки самая ворчливая старуха, какую я только знал».

У Третьей Физики такое воспоминание вызывало бы не смех, а пожизненный стыд. Физиологический характер этой мести заставляет предположить, что Физика у Жан-Жака всё-таки была Первой.

«Я был воришкой, иногда бываю им и теперь, таская соблазняющие меня мелочи, которые я предпочитаю взять без спросу…»

«У нее был вид нежный и ласковый, взгляд очень мягкий, ангельская улыбка, рот одного размера с моим…»

Версия Первой Физики подтверждается. В Четвертой Воле Руссо сомнений вроде бы нет, он легко признается в своей робости, привязанности к более сильным личностям и т. д. Осталось расположить Эмоцию и Логику.

«После долгого обсуждения моих природных склонностей остановились наконец на том, к чему я меньше всего был способен, и устроили меня к Массерону, городскому протоколисту, чтобы я научился под его руководством полезному ремеслу судебного крючкотвора. Прозвище это очень не нравилось мне; надежда заработать кучу денег неблагородным путем мало льстила моему гордому нраву; занятие казалось мне скучным, невыносимым; кропотливость работы, подчинение окончательно меня от него отвратили… Массерон, со своей стороны не слишком довольный мною, относился ко мне презрительно, непрерывно упрекал за вялость, глупость и повторял ежедневно, что дядя уверял его, будто я знаю, а на деле я ровно ничего не знаю; что ему обещали славного мальчика, а дали просто осла. Наконец я был с позором изгнан из канцелярии за неспособность, и конторщики Массерона решили, что я гожусь только на то, чтобы орудовать напильником».

«Я всегда буду помнить, что в храме, когда я запинался, отвечая по катехизису, ничто так не смущало меня, как признаки беспокойства и огорчения на лице мадемуазель Ламберсье. Одно это удручало меня больше, чем стыд публичного промаха, хотя и это до крайности волновало меня».

Настоящим ЭЛФВ прекрасно подходит кропотливая канцелярская работа, в отличие от Жан-Жака. Их многое может «волновать до крайности», но учебные промахи – как раз меньше всего. А Руссо, по всей видимости, имел Третью Логику: