Синтетическая экономика

Все макроэкономические теории имеют нечто общее, хотя бы уравнение денежного обмена и уравнение межотраслевого баланса. Точнее сказать, эти истины не зависят от используемой макроэкономической теории. И все теории страдают одним общим недостатком. Они замкнутые. Замкнутые в смысле термина теории множеств. Платежный баланс, внешнеторговый баланс, миграция рабочей силы, приток капиталовложений или бегство капиталов, инфляция монетарная, инфляция горно-геологическая, инфляция импортируемая – все это остается за рамками теоретических рассуждений. Попробуйте втиснуть в рамки планового бюджета наступающего периода прогноз внешнеторгового баланса и платежного баланса, причем со всей теоретической строгостью. Весь бюджет развалится. А ведь бюджет, так или иначе, опирается на какую-то макроэкономическую теорию. Да, и сам бюджет, как сердцевина экономической политики государства, это прекрасный инструмент, чтобы развалить любые макроэкономические рекомендации. Ведь макроэкономические теории не оперируют категориями государственного целеполагания, пропорциями потребления и накопления, степенью вмешательства государства в экономику (госбюджет, разделенный на ВВП), структурой потребления (конечное граждан или военное) и т.д. В часть этих вопросов пытается, уже более 50 лет, влезть теория социального или общественного выбора. Но что характерно, в ней нет никаких допущений о применяемой макроэкономической теории. Фундаментальная ошибка этой теории состоит в том, что теория допускает возможность построения критерия эффективности экономической системы на основе самой экономической системы.

Через 25 лет после появления теории социального выбора М.Месарович показал, что целеполагание для системы возможно лишь тогда, когда мы рассматриваем ее в качестве подсистемы в другой системе более высокого уровня иерархии, в качестве элемента надсистемы.

Военный коммунизм в РСФСР 1918-1921 годов, как реальная хозяйственная практика, был очень эффективен. Он позволил накормить армию и рабочих на оборонных заводах. Но он не имел никакого отношения к какой-либо макроэкономической теории. Это простой и наглядный пример влияния надсистемы на экономику.

В общем случае иерархическая вертикаль из надсистемы в экономическую систему выглядит так. Общегосударственные интересы – задача для экономической системы – выбор критерия оптимальности – выбор применимой теории и реализация практических мер на ее основе. Но это годится только для нормальной, ламинарной жизни. Для военного коммунизма и мобилизационной экономики эти рассуждения не применимы.

Ну, а вкратце, если экономика в кризисе, аналогичном российскому 1990-х годов, вопрос применимости теории решается без излишне сложных рассуждений. Если монетизация учтенного, легального ВВП составляет 35 % или менее, то ни о каком монетаризме не может быть и речи. Иначе вместо реальной ликвидности экономика будет заполнена чужой валютой, суррогатами, в том числе и правительственного изготовления, бартером и неплатежами. Неплатежи, кстати, тоже платежное средство, только не в единичной транзакции, а в цепочке зачетов неплатежей.

Все это мы и наблюдали в 1990-е годы в России при 10-процентной монетизации ВВП и плакате у здания Минфина со слоганом «Эмиссия – опиум для народа».

Естественно необходимо кейнсианство, но сопровождаемое целым рядом мер, препятствующих бегству капиталов. Институциональная ловушка, в которой Россия находилась в 1990-е годы, в том и состояла, что любая эмиссия, хоть бюджетная, хоть кредитная, максимум через месяц (а то и через неделю) оказывалась на валютном рынке. Как лечить эту болезнь мы уже рассматривали на примере Польши и действий Лежека Бальцеровича. Повторяться не будем, но были и другие рекомендации.

Летом 1997 года представительная делегация Нобелевских лауреатов по экономике, в основном из США, побывала в России. Никто из правительства их не принял. И общались лауреаты в основном со своими научными коллегами из РАН. Единственное, что эти маститые ученые смогли из себя выжать, так это тривиальную фразу о том, что денежная политика ЦБР должна была бы быть мягче.

Простая истина, что в условиях того времени, чем мягче денежная политика ЦБР, тем меньше валютные резервы ЦБР, их не озарила. Но это, как говорится, к слову.

На отметке монетизации ВВП в 65-70 процентов пора думать о переходе от кейнсианства к неокейнсианству. Вот и вся макроэкономическая премудрость.

Отдельно стоит отметить, что макроэкономика – это совершенно беспартийная наука. Никакие идеологические догмы на нее не влияют. Повторимся, далеко не случайно советские академики от экономики так и не смогли создать политэкономию социализма. И некоторые примеры реального социализма сегодня, скажем шведский или греческий, серьезно перекрывают венгерский или польский социализм 1970-1980 годов.