Синусоида

Опять к застройщикам. Люди, отчаявшись дождаться достойной оплаты своего труда, тащили всё, что плохо лежит. Хищение, растаскивание всего подряд приобрело характер эпидемии. Тащили рельсы, шпалы, лес, кирпич, цемент, трубы - всё шло на микроновостройки отселяющихся из барака. При этом явно присутствовал дух соревнования - более удачливые гордились своими достижениями; например, построенный погреб считался престижным, если был перекрыт железнодорожными рельсами, лежащими вплотную одна к одной. А если между соседними рельсами из-за нехватки приходилось укладывать ряд кирпича, то это уже не то...

Были, конечно, и не настолько удачливые, поскромней, такие строили себе землянки. Представьте: яма глубиной в метр и шириной максимум метра три. Длина - любая, зависит от количества наворованных стройматериалов. Стенки ямы переходят в стены над уровнем земли метра в полтора высотой, сооружённых из разных кольев, обмазанных саманной смесью (глина с соломой). Сверху по периметру - шпалы. Поперёк этой, уже не ямы, а скорей уже землянки, тоже шпалы, но трёхметровые (такой длины шпалы укладывают на стрелках железной дороги, т.е. добыть их - реально), с уклоном в одну сторону, и потом с помощью того же саманного замеса превращают потолок в крышу и облагораживают интерьер землянки.

Получается нормальное жильё. На крышу наносят слой саманной смеси побольше, чтоб тепло не уходило. Эта обмазка постепенно смывается дождями, поэтому раз в год крышу надо "поновлять", т.е. наносить очередной слой такой же глины с соломой.

Печка, естественно, есть, её сложить - не проблема. Стены - нормальные. При желании можно их и обоями обклеить, а не только побелить. Окна есть, сколько хочешь. Немного непривычно то, что они изнутри смотрятся высоковато, а снаружи - полуподвальными, низковато, но ведь главное - результат: собственное жильё есть.

А если, со временем, хватит сил построить хату, то эта землянка становится сараем для живности - коров и других животных, которые быстро осваивают искусство преодолевать ступеньки.

Вот так проявлялись черты протеста рабочего класса против собственной нищеты - воровать у государства всё, что можно. И что нельзя - тоже. Поэтому попрекать поселковых за своеобразие их жизни не поднимается перо.

Так и образовался посёлок. Никаких архитектур, никаких БТИ и пр. Домов - всего штук тридцать, населения - чуть больше сотни. Никто из них не тяготился оторванностью от города, и образ жизни, по местным критериям, был вполне насыщенным. За счёт ворованных урожаев с колхозных полей люди держали домашнюю птицу, коров, свиней.

Один горожанин, поселившийся здесь, завёл козу. Кормил её ворованным силосом, она через месяц скончалась от несварения желудка. Не козья, оказывается, эта еда. Животновод не состоялся, но это исключение.

В городе, до которого было четыре километра, у власти сложилось своё мнение об этом поселении. Грубоватое, но, по большому счёту, справедливое. Репутация посёлка обрастала надуманными дополнениями о нём, как о воровском гнезде, от которого нет спасения, т.к. посёлок расположен в стороне от города, от власти, от органов правопорядка.

Пример. Осенью начиналась уборочная страда на колхозных и совхозных полях, окружающих посёлок со всех сторон. По ночам народ собирался в бригады и весёлой гурьбой отправлялся в поля за кукурузой, подсолнечником... Причём для повышения рентабельности этих рейдов семечки из шляпок выбивали прямо в поле и к утру на тележках привозили домой по 2-3 мешка семечек на каждого участника похода.

Общепризнанным ночным командиром был Кирьяныч, инвалид, потерявший на фронте ногу. Его усаживали в тележку и торжественно вывозили на поле боя, т.е. в поле, Всеобщее признание лидера он заработал, когда однажды в ночном его бригаду пытались взять в плен руководители совхоза, собравшие для этой цели десятка полтора энтузиастов-селян. Кирьяныч, завидев противника, спокойно и громко произнёс: "Ребята, не подходить, буду стрелять", и приложил к плечу ружьё. Селяне подойти не решились и ушли, ругаясь. А ружьё Кирьяныча оказалось его костылём. Ночью при слабом лунном свете костыль вполне прошёл за ружьё с отвисшим ремнём. Помогла солдатская смекалка.

Много чего ещё можно было бы вспомнить об этом уникальном посёлке, где люди пытались сами, не ожидая милостей от власть предержащих, справедливо уравновесить труд и его оплату. Этот посёлок, можно предположить, не такой уж и уникальный в масштабах нашей великой страны. Сейчас его уже нет.

Существовал он до конца двадцатого века, пока хватало песка на открытом пространстве полей. Но постепенно карьер подобрался к хаткам, съел их, а потом и барак пошёл под снос, т.к. и под ним оказался песок. Люди разъехались - кто в город, а кто и подальше. Поселка нет. Не стало поселения, которое ухитрилось более шестидесяти лет жить своей жизнью, в которой инициатива и трудолюбие не смогли, тем не менее, преодолеть нищету, спущенную сверху.

С активом расхитителей во главе с Кирьянычем

ГЛАВА IV УЧАЩИЕСЯ ТУ. НАЧАЛО РАБОТЫ НА БУРОВОЙ