Сиреневый эндшпиль

— Когда я шагнула в телепорт за мужем, у меня не было с собой денег. Не знаю, на что я надеялась. Беременные женщины часто глупеют. Поэтому мне пришлось воровать по дороге. Можете считать, что яблоко от яблоньки… — монахиня подняла взгляд, в котором мелькнула насмешка.

— Вы были вынуждены! — произнес Ансельмо, и понял, что оправдывает то самое воровство, которое только что порицал.

— Да. Но небо не обрушилось на меня за мои грехи. Конечно, я никогда не мечтала, чтобы моя дочь стала воровкой. Но кем бы стала девочка-подкидыш у Светлых?

— Ее бы воспитали послушной и покладистой, — возразил дель Пьёро.

— О! Такой характер идеально бы ей помог при встрече с отцом, — губы настоятельницы скривились. — К тому же, — ты пока этого не знаешь, — дети появляются на свет не чистым листом, на который что впишешь, то и получишь. У каждого из них с рождения свой характер. Конечно, Джи можно было заставить стать послушной и покладистой путем упорных наказаний. Но разве она стала бы от этого счастливой?

— А разве она была счастливой рядом с вами? — вырвалось у Сельмо.

Он сумел удержать рвущиеся наружу слова о том, какая она ужасная мать, но Мария и так всё поняла.

— Я понимала, что многого лишаю Джетту, — ответила она, и лицо ее снова стало замкнутым, как после рассказа о знакомстве с мужем. — Но пошла на это, чтобы сохранить ей жизнь. Тебе будет сложно понять, но первые пять лет я каждый день ждала, что отец Джетты найдет меня. И у меня всегда с собой был яд, чтобы успеть его принять прежде, чем Эдмундо сумеет выпытать правду о ребенке. Я не могла позволить себе хоть чем-то выделить дочь среди других воспитанниц. Но была рядом. Помогала советом. Поддерживала. Предостерегала от ошибок. Учила быть самостоятельной, принимать решения и выживать вопреки всему.

— Именно поэтому она сбежала от вас в воровскую Гильдию? — вырвалось у Сельмо. Разумеется, тяжелая судьба ожесточила сердце этой женщины, но как она могла равнодушно наблюдать, как ее дочь опускается на самое дно общества? Было очевидно, что магичка, окончившая университет, вышла не из бедных.

Ансельмо осознал, что в запале перегнул палку. Но настоятельница лишь ровно кивнула:

— Я ценю твое желание защитить любимую девушку.

— Я защищаю справедливость, — запальчиво возразил Паладин.

— Каждый имеет право тешить себя иллюзиями. Они дарят ощущение спокойствия, — снисходительно улыбнулась собеседница. — Ну вот, я рассказала свою историю. Теперь твоя очередь.

— Нет, вы еще не рассказали, что Джетта говорила вам про меня.

— Это уже не моя история.

Мария легко улыбнулась, но Сельмо понял, что спорить бесполезно. Это было нечестно. Взгляд настоятельницы стал сочувствующим.

— Насколько я поняла, вы с Джеттой так и не объяснились? — спросила она, и дель Пьёро неуверенно кивнул. — Скажу лишь одно: она тогда поняла тебя, но не простила.

— Она не простила?! — Удивление в нем соперничало с возмущением.

— Гм. Тем более мне не стоит вмешиваться в эту тему, — припечатала настоятельница.

Сельмо ощущал, что пар сейчас повалит у него из ушей или сорвет крышу. Во всяком случае, было понятно, в кого таланты Джетты по части доведения его до белого каления. А ведь он еще не встречался с ее отцом. Хвала Богам. Дель Пьёро закрыл глаза и медленно выдохнул.

— Лучше расскажите, что вас свело с Джеттой в этот раз, и кто сломал Печать? — попросила Темная.

Сельмо начал рассказывать. Про странный контракт, про изображения на запястьях, про встречу с Джеттой, про Монте-Кримен и Альбаторре. Рассказал про драконов, поскольку рассказать историю Джетты, не упомянув Гешшара, было невозможно. Больше всего Паладин боялся говорить про ссору, из-за которой пути Темных и Светлых разошлись, и Джетта осталась без защиты. Но на лице Марии не мелькнуло и тени осуждения. Только в глубине ее глаз затаилась боль. Она поинтересовалась, к какому роду принадлежал маг, который пришел на помощь Чиро и Джи, но Светлый вспомнил лишь имя. И даже описать его не смог, поскольку сам не видел. Настоятельница кивнула, и Паладин продолжил. Про события в Кастильо дель Сомбра он упомянул вскользь. Про свое предложение руки сказал, пояснив, чем руководствовался. Настоятельница тяжело вздохнула.

— Я что-то не то сделал?! — вспылил Сельмо.

— То, — одобрительно кивнула настоятельница, и когда Паладин уже набрал воздух, чтобы повествовать дальше, добавила: — Но не так.

Паладин сдулся.

— Простите, родовой венчальный перстень дома забыл, — скривился он.

— Родовой венчальный перстень она тебе уже возвращала, — напомнила монахиня о событиях семилетней давности. Как показалось Светлому, не без сарказма.

— Тогда в чем проблема?

— Проблема в иллюзиях.

— Иллюзии — это по части Джетты, — мстительно сообщил Сельмо, на случай, если ее мамочка вдруг забыла.

Настоятельница кивнула:

— Иллюзии по части Джетты, — повторила она. — Что было дальше?

— А дальше она сбежала с моей картой!

Монахиня вновь кивнула, на этот раз удовлетворенно. «Умница, дочка», — читалось в ее глазах. Сельмо сжал зубы, чтобы не сказать лишнего.

— Но потом она нашлась? — предположила собеседница.