Сирены

Фотографии запечатлели нас на первой вечеринке в Фэйрвью. Я обнимал Изабель в заполненном людьми коридоре. Мы смотрели друг другу в глаза, прижавшись бедрами. На втором снимке я протягивал Изабель бутылку. На третьем Изабель отпивала из бутылки. На каждой последующей фотографии мы оказывались все ближе, а на последней и вовсе прильнули друг к другу.

Почти соприкасаясь губами.

Росситер следил за мной из-под полуопущенных век. Потом откинулся на спинку кресла, будто хотел отстраниться от меня как можно дальше, и спросил:

— Не желаете объясниться?

— Это…

— Не то, чем кажется? Избавьте меня от дерьмовых оправданий, Уэйтс. — Он пошарил в карманах, достал и прикурил сигарету. — Давайте-ка еще раз, с самого начала. И на сей раз не опускайте пикантных подробностей.

Я подошел к двери и открыл ее. Детектив Керник по-прежнему стоял в коридоре. Я захлопнул дверь у него перед носом. Выждал секунду, потом подошел к Росситеру и уселся в кресло.

8

Когда я вышел из пентхауса, уже смеркалось. Туманное утро сменилось вечерними сумерками, как будто дня и вовсе не было. Детектив Керник куда-то ушел. Я в одиночку спустился на лифте, вышел к стоянке такси на Динсгейте и назвал водителю адрес Изабель. Втайне я считал, что во Франшизе ей лучше, чем у родителей, но оставаться у Карвера было небезопасно. Нужен был какой-то другой вариант.

Такси ехало по городу, омытому лунным светом, и я не надеялся застать Изабель дома. Входная дверь в подъезд не запиралась, охранника в вестибюле не было, и по пути на третий этаж я никого не встретил. Те же бесплотные голоса за дверями, то же гудение ламп дневного света.

Я коснулся ее двери, ощутил волокна древесины под пальцами, вспомнил горечь прошлой ночи. Заметил, что дверь чуть приоткрыта, толкнул ее.

В нос шибануло густым запахом секса.

Нагая Изабель растянулась навзничь на ковре, лицом к двери. Глаза ее были открыты, в руке торчал шприц. Обесцвеченные волосы словно бы потускнели.

Она была спокойной. Неподвижной. Мертвой.

Вся левая часть тела отливала голубизной. Под кожей кое-где проступала сеточка вен, что и создавало эффект синевы. Рука со шприцем была еще темнее, место укола казалось почти черным. Я пинком распахнул дверь и подошел к Изабель.

— Иззи…

Моя ладонь на миг зависла надо лбом Изабель, коснулась его. Влажный и холодный. Я машинально вышел в коридор и закрыл дверь. Ноги подкосились, и я бессильно сполз по стене, пытаясь собраться с мыслями.

Рассеянно вытер о брюки ладонь, липкую от пота Изабель.

От передоза умирают редко. Наркоманов губят грязные иглы, подлые наркодилеры, жизнь на улицах, но не передоз. Нужно вернуться к Изабель, похлопать ее по щекам, поставить под душ. Вызвать «скорую». Но я не двинулся с места. Время куда-то исчезло. Потом на лестнице раздались шаги.

Я в панике бросился к двери Изабель, громко выкликая ее имя и надеясь, что тот, кто поднимается по лестнице, просто пройдет мимо. Шаги приближались. Я легонько постучал в дверь и боковым зрением заметил тень — кто-то шел прямо ко мне. Я не отрывал взгляда от двери. Человек остановился совсем рядом, и я покосился на него. Точнее, на нее.

— Привет! — удивленно воскликнула Кэтрин. — Она дома?

— Не открывает, — сказал я.

Она шутливо закатила глаза и дважды стукнула по двери:

— Иззи, пора вставать!

Дверь приоткрылась.

Кэтрин со скептической ухмылкой переступила порог.

Я ее не остановил. Она ахнула, отчего все вмиг стало настоящим. Я вошел следом и захлопнул дверь.

9

Кэтрин прижала ладони ко рту. Обо мне она забыла, и я ощущал себя сторонним наблюдателем, свидетелем чужого горя.

Я присел на корточки рядом с Изабель, зачем-то попытался нащупать пульс на ее запястье, хотя кончики пальцев у меня онемели и совершенно лишились чувствительности. Осторожно, будто боясь разбудить Изабель, опустил ее руку на пол. В распахнутых глазах Изабель застыла предсмертная эмоция. Не кайф от героиновой дозы.

Неприкрытый ужас.

Ее зубы были стиснуты, лицо искажено судорогой. Я хотел закрыть Изабель глаза, коснулся век ладонью, и на миг мне почудилось, что в теле еще теплится жизнь. С минуту ни я, ни Кэтрин не двигались. Наконец она кашлянула, будто собиралась что-то сказать, потом поправила свой наряд и, глядя прямо перед собой, ушла в ванную. По звукам, донесшимся из-за закрытой двери, я понял, что Кэтрин тошнит.

Я смотрел на обнаженное тело Изабель. Ни гладкая кожа, ни посиневший левый бок не вызывали у меня никаких чувств. Я скользнул взглядом по шраму на шее. Изабель всегда его прикрывала. Из-под кожи выпирали ребра, будто прутья клетки. Нагота, юность, привлекательность — все это иллюстрировало некий непонятный мне посыл, бросало жизни последний злобный упрек.

«Никакого будущего».

Левая рука так потемнела, что следов инъекций я не разглядел. На правой руке их не было. Ноги, сжатые в коленях, чуть клонились набок, и я заметил на них какие-то царапины.