Сирены

— Даже не гляди сюда, сынок, — сказал Паррс. — Ни сейчас, ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе. Не дай бог, кто учует, что от тебя разит спиртным. У тебя и так неприятностей хватает, новые не нужны. — Он одним глотком выпил виски. — Да и мне тоже.

— Сэр.

— Признавайся, что ты там делал?

— Она попросила меня прийти.

— Это я уже слышал. На фига она тебя об этом просила?

Я помолчал, размышляя, можно ли довериться Паррсу. Тогда мне казалось, что выбора у меня нет.

— Намекала, что отец склонял ее к сексуальным отношениям.

Суперинтендант медленно запрокинул голову. Потом поглядел на меня и сказал так тихо, что мне пришлось читать по губам:

— А что-нибудь в ее словах или поступках подтверждало эти намеки?

— Нет.

Он снова обратил на меня воспаленные красные глаза:

— Тогда больше никогда не говори этого вслух.

— Но я…

— Даже под душем не бормочи.

— Она же не просто так сбежала из дому.

— Она бежала от себя самой, — твердо сказал Паррс.

Он смерил меня взглядом, открыл ящик стола, достал оттуда папку с документами и подвинул ее через стол. Я раскрыл папку. Фотографии с места происшествия в квартире на Фог-лейн. В основном снимки тела Изабель.

— Начни с седьмой, — сказал Паррс.

Я перелистал фотографии. Седьмой снимок запечатлел внутреннюю сторону бедра. Крупный план. Отметины на коже, которые я принял за царапины. Оказалось, что это ряд тонких шрамов.

Следы заживших порезов. Самоповреждение.

Я просмотрел остальные фото. Глубокие порезы рассекали нежную кожу бедра. Их наносили в разное время, но, судя по ровным краям, чем-то очень острым. Я вспомнил окровавленные осколки зеркал в ящике стола.

— Зарубки на память, — сказал Паррс.

Я пригляделся и понял, что он прав. Порезы группировались по пять. Так заключенные подсчитывают годы, проведенные в камере. Большинство порезов затянулось, оставив выпуклые полоски шрамов.

— Но что они означают?

— Что она страдала расстройством психики и мало ли чем еще.

Я сосчитал порезы. Три группы по пять и одна неоконченная, из трех. Всего восемнадцать. На последней фотографии был крупным планом снят самый недавний порез. Судя по его виду, совсем свежий. Он чуть кровоточил. Я знал Изабель, она мне даже нравилась, и я не сомневался, что порезы что-то значат.

Они были ее дневником.

Я толкнул папку обратно Паррсу, и он ее закрыл, считая, что снимки доказывают его правоту.

— У девушки хроническое расстройство психики. Склонность к самоповреждению, затяжной маниакально-депрессивный психоз. Ее словам верить нельзя.

— И это все?

— Еще одна жертва засилья наркотиков в городе. Так что нет, это далеко не все. В данной ситуации нам необходимо использовать удобную возможность.

Я не верил своим ушам.

— Какую возможность?

Он улыбнулся:

— Дочь министра гибнет от рук жестокого наркодилера.

— Зейн Карвер не подсаживал ее на «восьмерку».

— Почему?

— Потому что не хочет гнить в тюрьме.

— Там ему самое место.

— Он этого не делал.

— Почему ты так уверен?

— Он не разрешает курьерам употреблять наркотики. В доме Изабель были камеры наблюдения?

— Насколько нам известно, их не подключали.

Я с облегчением перевел дух. Рассказывать о моих отношениях с Кэт было поздно.

— А ее друзья? С кем она общалась?

— Друзья — это сильно сказано. Она ходила на тусовки, ей было любопытно, как живут люди из криминального мира. Все об этом знали.

— И что?

— Насколько я понял, они о ней по-своему заботились.

— А что ты видел?

— Не так много.

— Оно и заметно, — фыркнул Паррс. — Знаешь, сынок, у меня всегда была проблема с недомолвками. Я их на дух не выношу. Талли подловил тебя на недобросовестном исполнении должностных обязанностей и неподобающем поведении. В твоих шкафах не должно быть никаких скелетов.

Я подумал о фотографиях. Вспомнил, как нас с Изабель сдавила толпа разгоряченных тел. Мы почти соприкасались губами.

— Юная девушка, еще подросток.

— Молодец, запомнил.

— А телефон нашли?

Он посмотрел на меня:

— Какой телефон?

— Ее мобильник. Когда я отвозил ее домой, он был у нее в сумочке.

— Уверен?

— Абсолютно.

— Черт, — сказал он, потирая лицо. — Нет. Телефона не было. А номер у тебя есть?

Я вспомнил сообщение с ее номера. «Зейн знает».

— Нет. И никогда не было, — с напускной искренностью сказал я.

Паррс глянул на меня так, будто читал мои мысли.

— Я проверю.

— Я могу…

— Нет, сынок.

— За пару дней я со всем разберусь.

— И как ты себе это представляешь?

— Я уже с ними сблизился и…

— Чересчур сблизился, — сказал Паррс. — Через несколько дней я представлю рапорт об исполнении. До тех пор исчезни.

У меня возникло нехорошее предчувствие. Одержимость Паррса Франшизой превращала Изабель в цифру статистической отчетности. В пешку, которой жертвуют, чтобы выиграть свою личную войну, независимо от того, виновен Карвер или нет.

— Вы же знаете, вам они ничего не скажут.