Сирены Амая

– Она ведь жила здесь, верно? – Ева наугад ткнула пальцем в какой-то домик.

– Да.

– А еще вон там, не так ли? – Линзы очков девушки сверкали зеленоватым светом.

– Да.

Это привело остальных членов группы в замешательство. Выходило так, что убитая Аннели обитала везде.

– Что все это значит? – спросил Симо.

Антеро с улыбкой развел руками, и за него ответила Ева:

– Здесь нет собственности – ни в каком виде. Живи где хочешь. Я правильно поняла?

– У нас общая кровь, остальное не имеет значения.

– А еще непосвященные не должны заходить в дома, верно?

Выпучив глаза, Антеро хохотнул.

– Посвященные – во что? Мы самая обыкновенная община. С уставом. С протоколом учредителей. И даже, представьте себе, со свидетельством из Минюста. Наша цель – жить в чистоте создателя, под сенью его гармонии.

У всех в группе отвисла челюсть. Однако наибольший эффект от слов старейшины ощутил на себе Назар. Он почувствовал себя оскорбленным. Многое можно простить, но только не ложь. Именно такой принцип вел Назара по жизни. Назар лично проверил, зарегистрировано ли на острове хоть что-нибудь. Да, зарегистрировано: огромное ничто.

– И как же называется твоя община, старик? – Глаза Назара сузились.

Взгляд оперуполномоченного пылал, но Антеро встретил его спокойно.

– «Дети Амая». Позвольте, я кое-что покажу, и вы поймете, насколько мы открыты.

2

Группа в настороженном молчании двинулась за духовником общины. Назару вспомнился Калигари: как тот проглатывал размороженную мышь. Неторопливо, по чуть-чуть. Иногда это происходило до того медленно, что разум не сразу понимал, что грызун уже исчез из виду. А они, судя по всему, тоже находились в глотке, толкавшей их неизвестно куда.

– Симо, – дернул он следователя за рукав, – а если они все убийцы?

«И дети?» – едва не спросил Симо, но вовремя прикусил язык. Уж кому-кому, а им-то с Назаром доподлинно известно, что несовершеннолетние не отстают от иных взрослых. Они похищают друг друга, убивают и даже отпиливают кошкам головы, чтобы затем смыть их в унитаз, снимая это на камеру смартфона.

– Если и так, это ничего не меняет. – Симо еще раз убедился, что их разговор никто не слышит. – Улики, Назар. Мы будем искать их, покуда это возможно. А если что-то окажется нам не по зубам, мы вернемся сюда с отрядом спецназа. И только представь себе, что эти ребята здесь устроят.

Назар хмыкнул, полностью удовлетворенный ответом.

Они миновали загон, в котором месили грязь и навоз толстозадые овцы, чья конституция, согласно замечанию Харинова, была мясо-сальной, а сами они отличались фатализмом, выражавшемся в желании топиться в море, как недавно утопилась в нем овца.

Показалась утоптанная площадь, если таковой можно было назвать пересечение нескольких широких улочек. В центре площади находился каменный колодец, не имевший ни бортиков, ни ворота для подъема воды. Оттуда ощутимо тянуло теплом. Зеленые тени и пятна солнечного света придавали площади сюрреалистичный вид.

Не дойдя до колодца десяти шагов, Антеро развернулся к группе. Улыбка обнажила желтые зубы:

– Яма Ягнения, Симо Ильвес. И это лучшая иллюстрация того, кто мы и как мы живем. Взгляни сам.

– Господи, это же дыра для овечьих родов! – воскликнул Харинов, не отдавая себе отчета в том, насколько бредово звучит это заявление.

Вопреки заявлению патологоанатома, из колодца выбралась женщина с кожей цвета и фактуры творога.

Нагая и грязная, пропахшая застарелым потом, она поднялась по деревянной почерневшей лесенке и, мотнув неопрятной гривой, затрусила прочь. При этом она, с выражением муки на лице, держалась за область паха. Но не от стыда, а скорее, от боли.

На этом странности не закончились. Из домика напротив выскользнула темноволосая девушка лет восемнадцати-двадцати. Тоже голая, хоть и не такая сальная. Прихрамывая и подволакивая левую ногу, сгибавшуюся в колене куда-то вбок, она направилась к колодцу. Мелькнули и скрылись чересчур белые ягодицы и груди.

За девушкой в колодец с кряхтеньем полез карлик. Его неряшливое, чуть мультяшное лицо кривилось от похоти.

Члены «Архипелага» переглянулись. Их ошарашенные взгляды, казалось, вопрошали: «Черт возьми, вы это видели? Вы хоть понимаете, что это означает?» И ответные взгляды, не менее потрясенные, утверждали, что истолковали это одинаково: женщины в колодце – для удовлетворения похоти мужчин. Ева отвернулась.

Только Лина выпала из этого беззвучного обмена мнениями. Она приблизилась к краю колодца, надеясь получить подтверждение удивительной догадке. Так и есть. Карлик, скинув пиджачок и стянув штаны до колен, заползал по темноволосой девушке, пока та улыбалась и гладила невысокого любовника.

«Вот оно! Вот откуда такое обилие генетических отклонений! – подумала Лина с восторгом, в котором бы никому и никогда не призналась. – Они перекраивают себя любовью, господи боже. Любовью!»

На краю колодца встали еще двое местных: бородач в клетчатой рубашке и тощий юнец в шестиклинке. Держались они на почтительном расстоянии от Лины. Их тупые взгляды скота ничего не выражали, кроме терпеливого ожидания.