Сирены Амая

Но была ли сама община сектой? На этот вопрос Ева не могла ответить однозначно. Сатанизм в самой грубой трактовке представлял собой поклонение «источникам зла». Противопоставлял себя христианской морали, если угодно. Тем страннее было видеть через открытые двери огромное распятие в конце храмового зала. В отблесках свечей оно казалось масляным, если не жирным. А это не могло не пугать.

«Видишь, даже здесь есть Иисус, – язвительно прозвучал в голове Евы голос Регины. – Иисус повсюду, Ивкова. Аз есмь – вода, небо и крошечные прыщики на твоей заднице. Аллилуйя».

Группа, ступая по хвое, подошла к паперти и в нерешительности замерла. Все ожидали, что скажет Ева. Но она не спешила. Сперва попыталась разглядеть, что же там такое внутри. В глаза бросился пол храма. Он был донельзя странным – металлическим, с канализационными решетками для стока воды.

«Господи боже, это еще для чего? – забеспокоилась Ева. – Эти дыры слишком маленькие, чтобы провалиться в них ногой, но достаточно крупные, чтобы обеспечить доступ воздуха. Как будто в подвале расположены клетки, по которым все ходят».

Утомленная ожиданием, но больше – своим тяжелым чемоданчиком, Лина поставила ногу на истертую деревянную ступень. Ей хотелось войти и присесть на одну из скамей. Путь преградила рука, выставленная Антеро будто шлагбаум.

– Для женщин у нас другой вход, – сообщил старик. Он улыбался, явно наслаждаясь ситуацией.

Ева ахнула, ощущая, как к щекам прилила кровь. Ее передернуло от столь гротескного проявления патриархата. С таким же успехом можно было вывесить табличку, указывающую, что главным входом запрещено пользоваться крысам и женщинам. Словом, это было невероятно оскорбительно.

– Женщины останутся с нами, – твердо сказал Симо. – И это не обсуждается.

Харинов кивнул и в следующий миг удивился едва ли не больше всех.

Лина зарделась, будто и не ей только что запретили воспользоваться парадными дверьми лишь потому, что она женщина.

– Конечно; я все понимаю, – согласилась она, обращаясь к старику. Ее голос стал выше, будто от внезапного возбуждения. На щеках проступили белые пятна. – Так куда я должна идти?

– За остальными, дитя мое.

У группы словно открылись глаза, и они увидели, что уродливые мужчины без лишней спешки проходили внутрь помещения и занимали места, а вот женщины, тащившие за собой детей, и впрямь шли каким-то другим путем. Они огибали храм с правой стороны и исчезали, точно там действительно находился какой-то отдельный вход.

Лина с блуждающей улыбкой направилась за угол.

– Лина! – окрикнул ее Симо. Следователь смотрел с нескрываемым изумлением. – Не могла бы ты остаться? – с нажимом сказал он. – В любой момент могут понадобиться твои навыки криминалиста. Абсолютно в любой. Ты ведь понимаешь, о чем я?

Ответ Лины поразил всех:

– Так попробуй сам, прокуренное ты животное.

Она с отвращением швырнула к ногам Симо чемоданчик. Чемоданчик лязгнул, но замки выдержали и он не раскрылся. Затем с той же воодушевленной раздражительностью Лина скинула свой серебристый пуховик. Всем явилась зеленая футболка с темными пятнами в области подмышек.

Не размениваясь на такие мелочи, как объяснения своему поступку, Лина вклинилась в шаркающий бело-черный поток женщин и детей и растворилась в нем.

– Господи, Лина! – Харинов сделал шаг, намереваясь кинуться за ней.

В его запястье вцепилась чья-то рука.

– Я должен принять свои пилюли, Борис, – произнес Симо, удерживая патологоанатома. По бледному лицу следователя катились капли пота. – Ты разве забыл? Сейчас самое время. Ну же, Боря, не тупи.

– Что?

Ева наблюдала за ними с чувством растущей тревоги. И дело было не в том, что следователь нуждался в лекарствах, вовсе нет. Ее пугало то, что Харинов, судя по его ошарашенному виду, не имел ни малейшего понятия, о чем его просят. Что-то происходило, свершалось в эту самую секунду, будто кусочки стекла образовывали жуткую мозаику, но разум никак не мог разгадать общий узор.

– Твоей спутнице ничто не угрожает, Симо Ильвес, – с мягким увещеванием проговорил Антеро. – У мужчин и женщин разный путь. Разве на материке не так?

– На материке существуют суды и полиция, – огрызнулся Симо. – Ева, верни Лину. А если не получится, держитесь вместе.

Происходящее напоминало сюрреалистичный сон, и Ева беспомощно взглянула на прагматичного Назара, ища в нем поддержку. Однако оперуполномоченный выглядел не менее растерянным.

– Симо, что ты творишь? – Лицо Назара заострилось от волнения.

– Руковожу расследованием, Назар. Ева, иди. Все будет хорошо.

Ничего не понимая, Ева поплелась за бревенчатый угол храма. И пошла не потому, что слепо делала то, что ей говорили, а потому, что бледное, точно расплывающееся, лицо следователя сказало ей: «Так надо. Ты ведь и сама это знаешь, правда?»

Она обернулась. Что-то подсказывало ей, что она больше не увидит группу.