Вот Назар, встревоженный, но готовый ко всему, хищно вглядывается в проплывающие лица. Вот Харинов торопливо копается в своем английском саквояже, чтобы дать следователю лекарство и поскорее отделаться от него. А вот и сам Симо с дерганой улыбкой на лице, нависший над патологоанатомом.
Взгляд Евы перехватил Антеро, и его карие, лживые глаза ответили: «Да, маленькая любительница богов, ты все правильно поняла: ты их видишь в последний раз».
Ева всхлипнула и рванула за женщинами. Очутившись среди этих странных существ в непритязательной одежде, обнаружила, что они на удивление приятно пахнут. Запах был необъяснимым, почти наркотическим.
– Лина! Лина!
Какая-то сопящая женщина, обладательница большого живота, с осуждением посмотрела на нее. Но Ева плевать хотела на осуждение каких-то там беременных толстух, даже если бы весь мир состоял только из них. Незаметно для себя она, увлекаемая потоком женщин, прошла через распахнутые двери храмового погреба и спустилась по ступеням.
– Лина! Ради бога, отзовись! Лина! – еще раз позвала Ева. Она начала паниковать, и ее голос стал тоньше и визгливее.
Сделав несколько шагов в толчее, Ева с оторопью обнаружила, что наткнулась на толстые стальные прутья. Дернула их, отмечая, что такие удержали бы и льва. Неосознанным движением провела по ним пальцами, чувствуя прохладу металла. Внезапно до нее дошло, что она не ошиблась в своем предположении, когда всматривалась через главные двери храма. Она наблюдала крышки клетей.
Клети в подвале были спаяны в некое подобие миниатюрного лабиринта – будто на манеже в цирке, только никто не хлопал выступающим дрессированным зверям и не кидал попкорн. Отсюда, из этого унизительного во всех смыслах места, женщины и дети наблюдали за службой в храме. Отверстия в металлическом потолке, так похожие на решетки для стока воды, позволяли видеть и слышать все, что творилось наверху. В распахнутые глаза пастве сыпалась земля и летели хвоинки, но никто не жаловался.
Ева всхлипнула. Место, в котором она очутилась, буквально вопило о том, что вот-вот развернется настоящий кошмар.
2
«Конечно, можно было бы процитировать одного из выживших „Архипелага“, благо материалов много, но мы обратимся к другим источникам, исследующим такую проблему, как „женщина в религии“.
Может, кто-то слышал фразу „Религия не беспола: она – мужского рода“? Ее происхождение приписывают редактору журнала „Знаки“ (Чикаго, № 1, 1983). Он, в свою очередь, извлек ее из высказывания Вирджинии Вулф, известной британской романистки и феминистки („Религия, кажется, не беспола. Она – мужчина, отец…“).
И женщина с ребенком, вынужденная сидеть в клети, расположенной ниже уровня травы, ради того, чтобы прикоснуться к своему богу, прямое тому доказательство.
Дети Амая воспринимали женщину как нечто второстепенное, как жалкую попытку оспорить доминирующую позицию мужчины.
Самое забавное, что религии, независимо от истоков, вообще не жалуют женщин.
Заглянем в один из трудов апостола Павла. Вот что он пишет в своем „Послании к Ефесянам“ (стихи: 22–23): „Жены, повинуйтесь своим мужьям как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос – глава Церкви, и Он же – Спаситель тела“.
А можно открыть „Древнеарийские правила жизни и смерти“, они же – „Законы Ману“, и обнаружить там следующее наставление: „В детстве женщина должна подчиняться отцу, в юности – мужу, после смерти мужа – сыновьям. Женщина никогда не должна быть свободна от подчинения“.
Ради интереса опять сунем нос в христианство. И что же видим? Неугомонный апостол Павел в „Послании к Галатам“ (стих 28) внушает несколько иную мысль: „И нет уже ни еврея, ни язычника; ни раба, ни свободного; ни мужчины, ни женщины – вы все одно существо в единении с Христом Иисусом“.
Ваш покорный слуга так и не нашел однозначного ответа, что было написано раньше – „Послание к Ефесянам“ или „Послание к Галатам“. Но это и не важно, потому что для религии женщина была и остается эксплуатируемым инструментом.
И Дети Амая, эти чертовы ублюдки, переплюнули всех. Это мое мнение, да, и оно будет неполным без кое-какого добавления.
Они получили то, что заслужили».
3
Назар и Симо все-таки вошли в храм. В высоких подсвечниках горели здоровенные красные свечи. Назару не требовалось особо напрягать мозг, чтобы понять, что в качестве топлива для свечного воска использовался животный жир. Возможно, тех самых отвратительных зайцев. Уродские уроды, как окрестил их про себя оперуполномоченный, с мычанием рассаживались.
Антеро сцепил руки в замок и вложил их в ложбинку между подбородком и шеей.
– Можно помолиться и у входа, верно, Симо Ильвес? Двери будут распахнуты, так что дыши полной грудью. Наслаждайся.
– Да-да, спасибо, ненаглядный Антеро. Это… очень и очень. – Симо с блуждающей улыбкой кашлянул. – Ветерок сейчас и впрямь не помешает.