Сирены Амая

– Вовсе нет. Просто тяжело принять тот факт, что профессионал, которого давно знаешь, не перегорел на работе, а свихнулся. В прямом смысле этого слова.

– Ну, такое иногда случается, Владислав.

– А можно вопрос?

– Вы уже его задали. Выкладывайте.

– Эта девушка-религиовед – как она?

– Насколько мне известно, Ивкова Ева сейчас на реабилитации. Ей пришлось несладко.

Раздался тяжелый вздох.

– Как и всем им.

– В точку. Ну что, продолжим?

Опять чиркнула зажигалка, и шипение новой прикуриваемой сигареты добавилось к шумам.

37. Прямиком на дно

Процессия была невиданной, хоть и скромной.

По изумрудным теням перемещались женщины. Семеня, ковыляя и подволакивая ноги в сапогах и галошах, они напоминали ряженых птиц. Тайга дышала, показывая это колыханием ветвей. Когда налетал особо сильный порыв ветра, на хвое, выстилавшей землю, возникали солнечные лучи. Они расширялись, сужались и пропадали.

Возглавляла процессию Вирпи. В ее масляных, черных будто нефть глазах отражалось безразличие. Гнусная шляпка с лентами покачивалась в такт шагам.

Ева к тому времени, как их тщательно помыли, перестала рыдать. Лицо превратилось в маску, по которой бежали два ручейка. Девушка не сопротивлялась, но ее все равно крепко и отчасти жадно удерживали, лишая какой бы то ни было возможности закрыть низ живота и груди.

Такого унижения Ева и представить себе не могла. Беззащитная. Голая. Оставили только очки, словно без них она могла что-то пропустить.

Как ни ужасно, Ева походила на своих мучителей. Чтобы хвоя не так сильно колола ступни, приходилось косолапить. А еще ее лихорадило. Апрель на Сиренах Амая больше походил на материковый май, но для Евы температура воздуха ничего не значила. Тело корчилось и дрожало, пребывая на психологической жаровне ужаса.

Лина держалась чуть правее и ничего этого не замечала. Внутри нее боролись два мира: рациональный и сказочный. Но ее кое-что расстраивало – тот факт, что сирен здесь почему-то ненавидели. А это вызывало ярость.

Процессия вышла к Яме Ягнения.

При виде мужчин, застывших по краям колодца с тупым рыбьим выражением на лицах, Еву охватила истерика. Она подпрыгнула, словно пытаясь дотянуться до веток, а потом согнула ноги в коленях и, визжа, повисла на чужих руках. Ягодицы на миг коснулись земли. Левую укололо.

– Нет! Нет! – безобразно заорала Ева. Почти сразу отыскала в себе злобную тварь. – Шемхамфораш! Шемхамфораш! Красный Амай пожрет ваши души, слышите?! Потому что нельзя, понимаете, нельзя брать чужаков в общину! Шемхамфораш! Закон Амая запрещает контакты с чужими! Шемхамфораш!

Сама того не зная, Ева попыталась повторить трюк Симо. Тогда, в клетях, она была слишком напугана, чтобы осознать, что творилось наверху. Толком ничего не помнила об этом. Но главное и так было на виду: секта обязана подчиняться своим же законам.

По лицам прошла рябь беспокойства. Две или три женщины грохнулись на колени, яростно сжимая кулаки и ударяя себя в живот.

Вирпи, не замедляя шага, прокричала:

– Печать! На каждом из нас лежит печать Красного Амая! Гладкая плоть слишком сладка! Слишком опасна! От нее душа возносится в облачную пасть Саргула! – Ее черные глаза налились кровью. – Но гладкими должны быть и мы – чтобы насмехаться над тварью, которая мочится дождем! Чтобы Красный Амай мог и дальше благословлять нас!

К собственному ужасу, Ева поняла абсолютно все, что сказала эта полоумная.

Генофонду общины, которая, судя по всему, давно погрязла в кровосмешении, требовалась свежая кровь, гены, что еще не были вплетены в генеалогическое древо всеобщего уродства. Добавь сюда немного чистой плоти – и можно и дальше годами плодить мутантов.

В голове Евы возник сумасшедший вопрос: а сколько успеет наплодить она, если начнет прямо сейчас, в двадцать четыре? Получалось около двадцати мутантов, пока природа не скажет «стоп». Так можно и мини-армию собрать. Карликовую.

– Я – дочь Саргула! – истерично завизжала Ева. – Ко мне нельзя прикасаться!

– Ложь. Она просто боится. – Улыбка Вирпи вышла на удивление понимающей и мерзкой.

Колодец без бортиков резко приблизился, и Ева поняла, что ее подтащили к краю. Она заглянула внутрь. Взгляд отыскал два ведра, предназначенных, судя по всему, для нечистот, и две постели на гнезде из соломы. Она не знала, что совсем недавно эти предметы были в единственном количестве.

Перед Евой встал выбор. Либо она воспользуется почерневшей лесенкой, либо ее сбросят – и уже там, с переломами, она сослужит уродам ту же службу.

Ноги дрожали, но Еве все-таки удалось нащупать первую ступень. Борясь с тошнотой, она полезла вниз.

Когда макушка всхлипывавшей девушки сместилась в сторону, Лина тоже спустилась в колодец. Потом с абсолютно целомудренным выражением на лице заняла ближайшую постель к лестнице. Точнее, просто уселась на мягкий краешек одеяла.

На дне колодца было ощутимо теплее, чем наверху. А еще здесь пахло серой, но этот душок тухлых яиц был слабым и расслабляющим, как газированная вода, стоявшая на солнцепеке.

Послышалось шарканье, и по лестнице затопал первый мужчина.

38. Подготовка