Сирены Амая

Чтобы не привлекать лишнего внимания, пришлось натянуть кепку почти на глаза. Внутренний ободок ее казался таким засаленным, что Харинов буквально кожей ощущал, как на лбу появляются прыщи. Откуда-то тянуло картофелем и сливочным маслом. А ведь они, в смысле «Архипелаг», так и не узнали, где и чем аборигены питались.

«Наверняка запираются в каком-нибудь сарайчике и там по уши мажутся картофельным пюре с комками, – подумал Харинов. – Хотя они могут жрать и в норах. Кто их вообще разберет, этих деревенщин».

Размышляя так, он упрямо шагал вперед, пряча глаза и взбивая дорогими туфлями хвою. С ним поравнялся какой-то лохматый урод с отвисшей губой, и Харинов приложил все силы, чтобы не шарахнуться в сторону. Впрочем, краткое соседство пошло на пользу, и патологоанатом скопировал манеры спутника. Теперь он двигался чуть боком, выставив левое плечо вперед.

Но Харинов и без того был невостребованным призраком. Его туфли и брюки явно не стоили и гроша, раз не бросались в глаза этим мутантам. Оставалось только гадать, почему его не искали. Вероятно, местные полагали, что его путь закончился на «Северной Звезде», а сам он, будь в своем уме, в жизни не стал бы разгуливать по улочкам лесной деревни.

В общину понемногу возвращались люди. Лица у всех – торжественные и собранные, словно у демонстрантов, вернувшихся с парада уродств. Пусть и не сразу, но Харинов поймал себя на том, что пальцами, на ощупь, пытается отыскать спусковой крючок карабина. Он чуть расслабил кисти. Еще немного – и прогремел бы выстрел. А это было совсем ни к чему.

При виде колодца с мерзким названием Харинова пробрал озноб. Никто не пускал слюни и не подбадривал дружков, которые в этот момент занимались бы сексом с Линой. Вообще никого не было. А значит, для Лины все закончилось.

«Закончилось!» – прогремело эхом в голове Харинова.

Он приблизился к краю колодца и осторожно подался вперед.

Лина, его несгибаемая малышка, лежала на каком-то тюфяке, застеленном сбитыми одеялами. Голая, с кровоточащими ступнями, она напоминала пленницу французских застенков. От этого зрелища Харинов едва не лишился рассудка. А потом что-то внутри него завопило, что так нельзя; что кругом звери, радиоактивные мутанты и прочие злые дураки.

И поток гневных мыслей иссяк, когда помутневший взгляд Лины, практически нечитаемый в сгущавшихся сумерках, отыскал его глаза.

– Лина, ты можешь подняться?

Молчание.

Харинов занервничал, опасаясь повышать голос. Местные наверняка не знали, как ее зовут, а посему выходило так, что он одним лишь упоминанием ее имени выдавал себя с потрохами.

– Лина, господи боже, ты способна самостоятельно подняться?

Прозвучавший ответ Лины поразил его до глубины души:

– Ну, иди сюда, горький онанюга. – Говорила она скрипуче и протяжно. Так, словно в глотке у нее застряло пылающее полено.

– Что? Что ты сказала?

– Спускайся. Хочу вручить тебе подарок.

Харинов, прижав карабин к груди одной рукой, полез вниз. В голове бешено стучали и скакали искаженные слова: «Грязный онанюга! Спускайся и забери свой подарочек! Твой подарочек – это я, разве не понимаешь?» Он в жизни не слышал ничего столь мерзкого и одновременно возбуждающего. Тем более от нее.

Ведомый глубинной частью сознания, желавшей, чтобы Лина повторила это еще раз, но уже на ушко, Харинов ступил на дно колодца.

– Иди сюда, мой мальчик, – поманила Лина, привставая на локте. – Разве я не прекрасна?

– Прекрасна, – повторил он как зачарованный. – Прекрасна как никто другой. Как богиня!

Его словно обожгло, когда он поближе взглянул на ее изувеченные ступни. Казалось, Лина ударила ногами по железному углу, перед этим хорошенько разбежавшись, как футболист, пробивающий штрафной. По очереди или двумя ногами сразу, но каким-то образом она умудрилась сделать это.

Оторопь прошла, и Харинов потянулся к саквояжу, не сразу вспомнив, что бросил его в кустах багульника. А когда вспомнил, не пожалел. В этом месте лучше иметь штуку, плюющуюся смертью, чем коробку, спасающую от нее.

– Давай я помогу тебе выбраться отсюда, Лина, – предложил он. – По лестнице, правда, придется как-то забираться самой. Лучше всего на пятках, если ты понимаешь, о чем я. А там я тебя понесу.

– Почему бы тебе не понести меня прямо сейчас? Иди. Я покажу.

В этот момент Харинову следовало бы обратить внимание на подозрительную поволоку в глазах Лины и ее неестественное поведение, но он видел перед собой лишь обнаженную и страдающую женщину, о которой частенько грезил.

Он наклонился, избегая смотреть на низ ее живота и тяжелые груди. Подал руку и ощутил, как она увлекает его на сбитую постель. Мгновением позже Лина грубо оседлала его. Ее голова с качавшимися волосами четко вырисовывалась на черно-красном фоне колодезной шахты.

– Грязный онанюга, – шепотом повторила Лина, забирая сверток с карабином из рук Харинова.

Ребро оружия мягко, но настойчиво уперлось ему в шею.

– Лина, прекрати! Господи, Лина!

Давление стократно усилилось, когда Лина надавила на карабин всем весом. Нависла сумасшедшей, гротескной статуей – с перекошенным от злобы лицом.

– Ли…