Сирены Амая

Воздуха отчаянно не хватало, и до Харинова вдруг дошло, что он умрет, если ничего не предпримет. А еще чуть позднее стало очевидно, что именно этим все и закончится: его смертью.

Нелогичный, невесть откуда взявшийся страх разочаровать Лину потеснил инстинкт выживания. Какое-то время Харинов, тараща выпиравшие из орбит глаза, еще пытался бороться за свою жизнь… но так, чтобы Лина не расстроилась.

В голове зазвучал внутренний голос патологоанатома, надиктовывающий хорошо поставленным баритоном: «Мужчина, около пятидесяти лет. Первичный осмотр показал, что смерть наступила в результате удушения. Сломана трахея. В паховой области обнаружены остатки эякулята – явно последствие асфиксии. Случай, в принципе, типичный для озабоченных грязных онанюг. Бывают же чудаки, прости, господи. Продолжим…»

Харинов умер в объятиях Лины, занимаясь любимым делом. Он проводил вскрытие, пусть и мысленное, самого себя.

57. Тео и красный зверь

Тео спешил вниз.

Его ссохшаяся ручка помахивала, описывая в воздухе круги, когда приходилось спускаться, держась за камни и корни здоровой конечностью. Красные тени можжевельника отражались в его испуганных глазах. Где-то за скалами солнце сливалось с горизонтом в кровавую полосу, и Тео торопился изо всех сил. Будь он поумнее, догадался бы прихватить с собой тупой нож, которым долгими часами нарезал вяленое мясо.

Не так давно Тео надел старые штаны, а полукомбинезон и темные очки закопал, чтобы не злить Амая. Оставил себе только богомолью куртку, да и то лишь потому, что не смог найти пиджак.

Закончив с переодеванием и рытьем ямки, Тео преспокойно развалился на циновке, наблюдая за тем, как просторы, наполненные одними лишь воздухом и соленой водой, теряют краски. Его распирало от несвойственной ему гордости. Ну еще бы. Ведь он не только увидел богомолов на катере, но и обдурил их дружков, когда Саргул заставил их прилететь сюда на той ненавистной штуковине.

А потом его пронзил такой ужас, что Тео до крови прикусил язык. Внизу в море, у верхушек скал, торчавших из красных волн, барахтался богомол.

БОГО-МОЛ.

С высоты в пятьдесят метров мало что можно толком рассмотреть, но Тео почему-то не сомневался в том, что видел. Богомол бесстрашно держался на неспокойных волнах, шипевших на скалы, и вроде бы даже предпринял попытку поплыть к материку.

Тео посмотрел на далекую полоску земли, кое-где с искрами огней, означавшими, что включалось ночное освещение улиц, и ужаснулся еще раз. Он не сомневался, что богомол сумеет доплыть до сородичей, чтобы наябедничать. Однако богомол с ленцой повернул к острову. И Тео бросился вниз.

Возможно, ему стоило позвать кого-нибудь на помощь. Возможно, стоило вооружиться хоть чем-нибудь. Сгодились бы и насыпанные в карманы хлебные крошки вперемешку с землей или книжка. Но все это уперлось в невероятную мысль-озарение, которой, казалось, не хватало в черепе места, настолько она была огромной. И буквально через несколько минут эта мысль окончательно вызрела.

Когда шорох камешков, вызванный скольжением, окончательно стих, Тео поднялся на ноги. Положив ладонь здоровой руки на скалу, он спрыгнул на каменный выступ, забрызганный водой.

У самого края находился красный, рычащий зверь с лицом человека. Это существо мгновенно заняло весь рассудок бедного Тео, и не последнюю роль в этом сыграло заблуждение, что раскинувшееся море за спиной зверя было его крыльями.

А потом зверь, бугрясь мускулами, зарычал и харкнул кровью. На Тео уставились два блестящих злобных глаза. Лапа провела по красной лужице, что-то сжала и швырнула это в дозорного. И еще до того, как Тео сообразил, что ему в грудь ударила заляпанная кровью бусина из лавового камня, зверь распрямился.

На Тео смотрел красный человек.

«Красный! Красный! КРАСНЫЙ!» – бешено запульсировало в голове Тео. А потом где-то в пустоте его разума что-то клацнуло, и возникла еще одна мысль. Самая очевидная и пугающая.

– Красный Амай! – взвизгнул Тео, и его глаза выдали столько слез, что все перед ним размылось. На славу постарался даже плохой глаз.

На руках и ногах человека, отражавших закат, четко просматривались Красные Законы. И каждая буква, каждая линия – сочились кровью. «Ибо я восстаю, чтобы пожрать глупых», «Ни один закон не охватит мои крылья» – эти и другие Законы были собраны здесь, на плоти этого существа, радуя и пугая одновременно.

– Где мое оружие? – проскрипел Амай таким чудовищным голосом, что дозорный заскулил от ужаса.

– Под землей? – пискнул наугад Тео.

Хоть лицо Амая и оставалось в тени, было видно, что он задумался. Наконец бог пришел к какому-то решению и направился к Тео. Тот сейчас же ощутил, как мочевой пузырь сжался и неожиданно расслабился. По ногам насмерть перепуганного дозорного потекла горячая жидкость.

– Я хочу в другие края, – в задумчивости прошептал Амай. – И хочу забрать всех чужаков и то, что у них с собой было.