Сирены Амая

Путь от Ямы Ягнения до так называемого Иатриума занял не больше пятнадцати минут. Значительную часть этого времени Ева пыталась вырваться из хватки парня по имени Юсси и отбиться от увальня, носившего обезьянью кличку Джакко, но лишь понапрасну тратила силы. Так продолжалось, пока впереди, в черневших зеленовато-красных тенях, не возник силуэт сарая, больше походившего на приземистый амбар.

Еще им вроде бы повстречался крупноголовый паренек, делавший факелы. Или это тоже было фантазией?

– Добро пожаловать в Иатриум, мой дорогой экотаон. В этом месте ты станешь собой. – Вирпи открыла высокую двустворчатую дверь. Ее шляпка качнулась. За черными лентами сверкнули бездушные глаза.

Именно в этот момент Ева узрела внутри своего сознания зеркало с отражением трупа. Затем, когда вопль понемногу стих, она распахнула глаза, разглядывая странное убранство помещения.

В тенях стояло безошибочно узнаваемое стоматологическое кресло с красной обивкой, чуть правее – гинекологическое, заляпанное бурыми пятнами. Сразу за ними находился широкий, диковинного вида стол. Он был оборудован ремнями-фиксаторами, располагавшимися в необычных местах. Ремни словно обозначали деления на прямоугольном циферблате, и в нижней его части делений было на порядок меньше.

«Там, где должны находиться ноги, – подсказал Еве голосок, который, без сомнения, мог принадлежать только Регине. – Видишь, что бывает с теми, кто считает, будто есть еще кто-то, кроме Иисуса? Они живьем попадают в ад».

От боков этого кошмарного стола отходили подвижные платформы с ломтерезками, представлявшими собой длинные резаки с ручками и закрепленными носами. По одной платформе-ломтерезке с каждой стороны.

«Такими хорошо резать замороженное мясо, – подумала Ева. Она смутно догадывалась, для чего это на самом деле. – Но разве это кухня? Здесь-то и холодильников нигде нет».

«Ты еще не поняла, дуреха? Здесь бывает только свежее мясо». Голос Регины, поселившийся в голове девушки, расхохотался.

Джакко чиркнул зажигалкой и, пока Ева оглядывалась, принялся зажигать свечи. Чуть позже в углу полыхнуло, и от плоской жаровни поднялись языки пламени.

Не отдавая себе отчета в том, что ее куда-то тянут, Ева, поскуливая от ужаса, таращилась на полки, забитые коробками, жгутами, пустыми флаконами для капельниц, шкатулками с иглами и прочими предметами, имевшими безусловное медицинское назначение. Кое-где были свалены в кучу упаковки лекарств, которым не требовалось особого температурного хранения. В основном это было обезболивающее, такое как кеторол, таргин и фентанил.

– Если ты не будешь сопротивляться, экотаон, – произнесла Вирпи, вешая шляпку на крючок, – то все пройдет без боли и осложнений. В жизни их и так предостаточно, чтобы терпеть еще и здесь, не находишь?

Ложь была явной, и все равно Ева чуть не купилась на нее. Что угодно – только не боль, которая была уже не за горами.

До Евы внезапно дошло, что она дала усадить себя на стол с ломтерезками. Она закрыла глаза, и труп в зеркале засмеялся голосом Регины: «Ты будешь совсем как я, милая! Посмотри, ничего лишнего! Даже скворечник зашит – чтобы до свадьбы ни-ни!»

Ева опять закричала. Только на этот раз она разразилась не криком обреченного, а визгливым ревом животного, которое бьют током на скотобойне. Ее пальцы, скрюченные, с грязными ногтями, вцепились в толстые щеки Джакко. Тот заорал от боли, обдав ее дурным запахом изо рта.

К тому времени, как вмешался Юсси, от правой щеки Джакко уже отошел приличный кусок кожи. Схватив огромную пятилитровую бутыль с желтоватым раствором и толстыми стенками, парень огрел этим орудием Еву по голове. У девушки перед глазами зажглись «слепые» звезды.

– Ты права, экотаон. Кому вообще нужны эти обезболивающие? – донесся словно откуда-то издалека скрипучий голос Вирпи. А потом женщина хохотнула.

Боль была настолько сильной, что Ева пожалела, что не потеряла сознание. Она смутно ощутила, как ее положили на стол, придав неудобное положение: левая рука вытянута над головой; правая заведена за спину и тоже зафиксирована ремнями, как и ноги; само туловище замерло в положении – ни на боку, ни на спине.

Ева бросила обреченный взгляд на окно сарая, ни на что особо не рассчитывая. Просто взгляд утопающего, который наблюдает вокруг себя лишь безбрежные мировые воды. И была вознаграждена.

Снаружи замерли женщины в мужской одежде. Экотаоны. Теперь Ева узнала бы эти чистые лица из тысячи других. Их глаза блестели, являя отголоски боли, схожей с той, что испытывала она. Неужели и с ними все происходило именно так?

Вирпи вплотную придвинула платформу с ломтерезкой к левой груди Евы. Мягкое природное естество замерло под здоровенной бритвой. Правую грудь жадно придерживал один из ублюдков.

– Не дергайся, экотаон, я не хочу срезать лишнего или задеть ребра.

Глаза Евы широко распахнулись, а сама она поняла, что никогда не сможет забыть этот момент… если, конечно, выживет.

– Мамочка-мамочка-мамочка!..

ЧВАНК.