Сирены Амая

Дохлого Твитти кормили, поили, обстирывали. А перед самым началом зимы, когда ему стукнуло пятнадцать, его опутали веревками с мягкими подкладками и опустили в Яму Ягнения, чтобы он там сладко провел время.

Его поджидала Йоханна. Эта смуглокожая карлица с обрюзгшим крошечным телом попыталась возбудить его. Но Дохлый Твитти мог думать только о своих волшебных волосах, воде в голове и факелах. То времечко так и не стало для него сладким.

Сейчас Дохлый Твитти с приоткрытым ртом наблюдал за происходящим у Иатриума. Он относился к тем немногим членам общины, которые по состоянию здоровья проживали в одном и том же доме. Женском, если точнее. Как раз напротив Иатриума, если быть еще точнее.

Порой из этого жуткого сарая доносились крики. И визги. И вопли. Звучали и проклятия. А потом некоторые женщины становились мужчинами. Тихими и угрюмыми, как туманный рассвет осенью. Такое бывало нечасто, но все же случалось.

Дохлый Твитти тоже хотел быть похожим на остальных, но ему нечего было отрезать. Разве что голову.

Его вялый разум как-то сделал удивительное открытие. Оказывается, не всем женщинам нравилось посещать Иатриум. Более того, не нравилось это и тем, кто там вообще от силы бывал пару раз, да и то лишь для того, чтобы родить или выдернуть зуб.

Мелькали руки, шлепало что-то влажное и багровое, кричали животные в людях, а Твитти улыбался. Про таких, как он, обычно говорят «выкипит весь чайник, пока вода закипит», но он тоже кое-что понимал, да-да.

Не сводя глаз с потасовки, Дохлый Твитти дотянулся до зажженного факела, который оставляли специально для него. Так он мог и с наступлением темноты трудиться на благо общины. Собственно, этим он и занимался, когда не спал или гладил волосы: запихивал смолистую сосновую стружку в расщепленные у вершины палки, изготавливая таким образом примитивные факелы.

– Больше никакого бульк-бульк, – выдавил Твитти со счастливой улыбкой. – Не надо терпеть, если не нравится.

Факел не голова, и он смог удержать его. Пламя проплыло мимо лица и легло на волосы. Эти здоровые, чудесные ярко-рыжие волосы.

Никто не заметил тонкого визга, когда огонь охватил громадную голову Твитти, а та вспыхнула сильнее любого факела. Загорелась раскиданная по одежде и земле смолистая стружка. В постели из огня смеялся и визжал подросток, походивший на яйцеголового пришельца.

Так в общине начался пожар, до которого никому ровным счетом не было дела.

63. Револьвер и камень

1

Скамьи храма были хаотично сдвинуты, на металлическом полу с решетками виднелись капли крови – следы короткой, но жаркой перестрелки. Прячась за спинками и посматривая в сторону дверей, Симо приблизился к распятию. Увидел, что на кресте висит пародия на Сына Божьего – лакированный деревянный труп, в животе которого застряла пуля. Поделка была выполнена чертовски хорошо, говоря о том, что мастер не понаслышке знал о ненависти.

– Иисус бы этого не одобрил, – пробормотал Симо.

Трофейные сапоги жали, но он не замечал их тесноты. Как и не замечал вони от штанов и того факта, что они были подозрительно мокрыми. На том каменном выступе, на который следователю удалось забраться, случилось нечто странное. Конечно, все происходящее сейчас находилось на полюсе, противоположном норме, однако та странность открывала возможности. И не менее странные, надо отметить.

Осси Ильвес, отец Симо, попивая пиво и почесывая щетину на подбородке, выросшую за три дня лесозаготовок, любил говаривать так: «Сынок, в мире полно дыр. А любая дыра – это возможность. Спустить ли в нее деньги, заткнуть ли своим сучком – без разницы. Главное – помни: кругом посвистывают возможности».

И Симо помнил. Точнее, вспомнил об этом, когда тот парень, которому при сборке не хватило материала на левый глаз и правую руку, назвал его Красным Амаем. Бедняга так дрожал, что, скорее всего, обмочился. Симо посмотрел на штаны. Немного поразмыслив, махнул рукой.

Изобразить сумасшедшего божка оказалось несложно. Куда сложнее было не трястись от озноба и естественно двигаться, покуда мучила боль где-то в животе. Впрочем, был и несомненный плюс в таком самоконтроле: никто из местных не обратил на него внимания, пока он сюда добирался. Хотя, надо признать, куртка бросалась в глаза.

Обогнув аналой, из-за которого лаял Антеро, Симо подошел к престолу, монолитному церковному столику. Лакированный труп с распятия смотрел полусонно, кривя губы. Следователь сдернул с престола красную ткань, называвшуюся не то индитий, не то катасарка, и заглянул внутрь.

Как и сказал тот парень, их личные вещи были здесь – покоились в двух закрытых нишах, где обычно хранились мощи святых. Наручные часы, рации, оружие – все тут.

«Куда же вы подевали нашу одежду? – подумал Симо. – Носить же ее не станете, угадал? Скорее всего, сожжете. Да, наверняка».