Сири с любовью. История необычной дружбы

Грета была швейцаркой, и это значило, что она единственная в жизни Гаса, кроме самого Гаса и Джона, кто знал правильный порядок расположения мягких игрушек в его кровати, и она очень внимательно следила, чтобы ни одна из них не покинула своего места. Грета звала Гаса Берт, а он называл ее Эрни, и, я думаю, Грета искренне его любила. Ей нравился и Джон тоже; он напоминал ей покойного мужа-британца. Джон много лет выступал на сцене в Германии, так что они могли разговаривать на немецком и предаваться воспоминаниям, к тому же у Джона есть девиз: «В Германии все намного лучше». Муж Греты умер от той же болезни сердца, которой страдал Джон, и мне хотелось, чтобы она не так часто упоминала об этом. Но она была прекрасна. Даже если временами Грета исчезала, а иногда вела себя как чудной ребенок, я была так благодарна ей за время, проведенное с нами.

Однажды она сказала мне, что собирается в путешествие на машине со своим племянником и они хотят рассыпать прах ее мужа в одном из его любимых мест в Калифорнии. Она сказала, что вернется через три недели. Три недели обернулись месяцем, а потом и двумя. Я сказала Гасу, что она вернется, хотя уже наняла другую прекрасную женщину, Мишель, которая будет сопровождать его во всех приключениях. Потом Грета написала мне, что у нее ужасная инфекция почек и она останется на лечение в Лос-Анджелесе. У меня на компьютере была маленькая хитрая программа для электронной почты, которая сказала мне, откуда пришло ее письмо. Грета была в Нью-Йорке. И тогда я поняла, что больше никогда не увижу ее.

Через несколько дней я потянула спину. Я не захотела пойти к врачу, как обычно, хотя отчаянно нуждалась в облегчении боли. Я принимала обезболивающее родителей, оксикодон и перкоцет, оставшееся от последних месяцев их жизни и хранившееся как раз для таких неотложных ситуаций.

Бутылочки стояли в моем шкафу, аккуратно выстроенные по линейке. Этот порядок должен был мне все рассказать. Я открывала одну за другой. Раньше они были полны таблеток, теперь там не осталось ни одной. Если только Генри не задумал стать наркодилером в средней школе, я отлично знала, куда они могли деться. Я стала вспоминать «отстраненность» Греты и ее исчезновения и поняла, что она жила с нами до тех пор, пока не кончились таблетки в этих бутылочках. Я надеялась, что теперь в ее жизни было намного меньше боли.

Каждый раз, когда няня нас покидала, я думала, что Гас расстроится. Но – нет. Сначала меня интересовало, это он холодный и черствый или просто на самом деле не видит разницы в том, кто его сопровождает, раз уж его все время кто-то сопровождал. Но я не думаю, что дело в этом. Скорее всего, он иначе думал о своих друзьях. Его устраивало, что друзья жили в компьютере или у него в голове. Его устраивало, если они исчезали и объявлялись снова спустя годы. Не было никаких обвинений, только удовольствие от новой встречи.

Я хотела, чтобы Гас понял, что такое настоящие друзья. Друг – это тот парень, с которым ты ходишь в кино (или на автобусную остановку), с кем ты обсуждаешь надоедливых родителей, кто разделяет твои представления о том, что молния ужасна, а солнечный свет великолепен. И мне хотелось, чтобы мой сын знал, что существует притяжение и отталкивание и что с другом ты можешь подраться, но он все равно придет после того, как вы прекратите кричать друг на друга. Друг – это не просто строчки текста. И что не простое объявление кого-то другом делает его таковым.

Но давайте быть честными. В век социальных сетей представление о дружбе изменилось у всех нас. У меня 1806 «друзей» в Фейсбуке; вероятно, завтра их будет 1809. И это еще скромное количество по стандартам большинства моих друзей. Или надо говорить «друзья» и показывать пальцами кавычки? Я уже ничего не знаю. Теперь, когда я иду на вечеринку, я часто встречаю незнакомцев, которые говорят мне: «О, похоже, мы друзья в Фейсбуке», и это действительно некоторого рода связь. Это актуальная точка отсчета, и, если больше ничего не складывается, мы вспомним, что оба участвовали в каком-то обсуждении на ФБ и А такой умный, а Б – совершенный идиот, а потом мы отключились и разбежались. Если такая киберсвязь что-то значит для многих из нас, то кто я такая, чтобы определять для Гаса, что теперь дружба и что не дружба? Однако если я не могу точно сказать, что такое дружба, то я должна, по крайней мере, попытаться дать ему представление о том, что дружбой не является.

* * *

Однажды мне позвонили из школы Гаса со словами, которые не хочет услышать никто из родителей: «Мы обеспокоены». Мистер Т., школьный консультант, обнаружил, что кто-то посылает Гасу «неуместные» текстовые сообщения – еще одно слово, которое заставляет сердце матери пропускать удар, – и что, очевидно, Гас планирует свидание с этой персоной. Вот сокращенное изложение переписки:

О’кей… Я на улице Эль Роблар, в кафе «Фермер и повар». Это Саманта бвг. Ладно… я выезжаю.

ГАС: О, это здорово.

САМАНТА: Ну, ладно, малышка в пути. Мне бросить свои чертовы вещи тут и забрать их потом?

ГАС: Нет.