Иван, ошарашенный таким поворотом, несколько приотстал от устремившейся в открытую настежь дверь вооруженной компании. Антон зло дернул его за рукав.
– Держись возле меня! – прошипел он. – Попытаешься сдристнуть – пристрелю!
Козак переступил через лежащего ничком у самого входа мужчину. Похоже, кто-то из местных; застрелили из «тихого» ствола и оставили лежать там, где его настигла смерть.
Стены вестибюля, в котором он оказался одним из последних, убраны флагами сирийской революционной оппозиции. А еще плакатами с надписями на арабском и английском – Free Syria – эмблемами Национальной коалиции сирийских революционных и оппозиционных сил, ССА, Фронта аль-Нусра и зелеными флагами с арабскими письменами… Присутствует здесь и изображение главы нынешнего режима: фотография Башара Асада на этом плакате перечеркнута двумя косыми, сочащимися кровью полосами.
Кто-то, кажется, Антон, светил мощным фонарем. На лавке лежит оставленный кем-то еще один включенный фонарь. На низком столе – и тоже включенный – переносной прожектор, сноп света от которого ложится на потолок и частично на стены. На полу в вестибюле обнаружился второй труп. Тоже мужчина, но уже немолодой… Седые пряди волос, простреленная в двух местах грудь и дыра в правой глазнице. Должно быть, местный ночной сторож.
С той стороны, куда устремилась большая часть проникших в это здание боевиков, послышался сильный шум. Топот шагов, треск вышибаемых дверей, крики! Вдруг истошно завопила какая-то женщина; хлопок выстрела оборвал этот высокий пронзительный звук.
– Эй, Иван! – крикнул вошедший последним в вестибюль боец. – Задержись на минуту! Надо видеоролик на память отснять!..
Оператор стащил с головы «арафатку». Это был плотного телосложения парень лет двадцати пяти, которого в отряде звали «Толстый». Он вытер клетчатой материей потное лицо; сам платок небрежно бросил на скамью, стоящую у стены.
– Покажи личико, Гульчатай!..
«Толстый» взял в правую руку камеру и навел ее на стоящего посреди вестибюля мужчину.
– На хрена? – спросил Козак. – Что это еще за игры?
– Давай, не выеживайся! – сказал Антон. – Это часть нашей работы.
Он тоже стащил клетчатый головной убор, обнажив коротко остриженную голову с белой нашлепкой чуть выше правого уха. Бросил платок туда же, что и оператор. Положил руки в вырезанных перчатках на АКСУ, недобро поглядывая на огорошенного, как могло показаться, таким поворотом «новичка».
– Не тяни кота за причинное место, – угрожающе произнес Антон. – Все наши проходят через эту процедуру!
Козак сдернул с головы «арафатку». Из коридоров по обе стороны вестибюля звучит отборный русский мат; откуда-то из глубины здания долетают громкие крики и на арабском, – женские и детские голоса, – перемежаемые звуками выстрелов.