Сириус Блэк III (СИ)

Люпин тогда сидел на галёрке и, казалось, даже не смотрел на подсудимого. Блэк не смог толком защищаться: не в той он был физической и душевной форме после смерти лучших друзей, Джеймса и Лили Поттеров, а так же после взрыва, устроенного мерзавцем Хвостом в центре Лондона и последовавшей за этим встрече с боевым отрядом мракоборцев. Он и очухался-то только на суде. И всё время винил самого себя в том, что лично уговорил Поттеров сделать Петтигрю хранителем Фиделиуса, оберегавшего их тайное убежище от Волдеморта и Пожирателей Смерти. Как мог он, прекрасно зная никчёмный характер пронырливого Хвоста, доверить ему жизни друзей? Понадеялся, что страх Петтигрю перед Тёмным Лордом будет зароком его верности мародёрам? Теперь он понимал, что это были не только глупые, но и губительные надежды. Хвост так боялся могущественного тёмного мага, что, не раздумывая принял его покровительство, заплатив за него высокую цену предательством. Если бы только сам Сириус благоразумно согласился защищать тайну Заклятья Доверия Поттеров! Не известно, чем той последней октябрьской ночью закончился бы бой с Волдемортом на окраине Годриковой Впадины. Но при любом исходе Блэк не сидел бы в центре судебной арены, прикованный зачарованными цепями, перед амфитеатром Коллегии Правосудия и разгневанными зрителями. В худшем случае он просто отдал бы свою бесполезную жизнь, защищая друзей и маленького крестника Гарри. Разве такой вариант — самый страшный? Спросите у любого из заключённых Азкабана — и получите верный ответ… Гораздо хуже для Сириуса было осознавать, что он уже никогда и ничем не заслужит прощения. Не увидит приветливую улыбку рыжеволосой Эванс, не похлопает по плечу бесшабашного верного Джеймса. И даже поймать взгляд Римуса среди сотен возбуждённо блестевших глаз не удавалось! Блэк во время судебного заседания неоднократно пытался незаметно, чтобы не привлечь своим вниманием интерес судей к Люпину, встретиться своими глазами с глазами друга. Неужели и он, Лунатик, как все, считает его предателем и убийцей? «Взгляни на меня, Римус! Дай мне надежду! Хоть каплю…»

Когда конвоиры, наставив на осуждённого частокол волшебных палочек, уводили его из подземелья № 10 Министерства магии, Блэк позволил себе обернуться и открыто посмотреть в сторону друга. Люпин сидел, опустив плечи, и прикрывал лицо ладонью. Это безрадостное воспоминание, наполнявшее сердце Блэка тоскливым отчаянием, даже дементоры не хотели созерцать. И понурая фигура Люпина среди разгорячённой зрительской толпы вновь и вновь пытала Сириуса. Когда он в своих нечастых фантазиях мечтательно представлял, как Римус решительно вскакивает со своего места в последнем ряду судебного амфитеатра и кричит ему вслед: «Я знаю, что ты не виноват!», дементоры сильно оживлялись. Но он сам быстро рассеивал свои светлые образы надежды отчётливым реалистичным пониманием невозможности такого финала давно прошедшего судебного заседания.

*

«На что я надеюсь? Все эти годы… Все эти месяцы, которым не знаю счёта. Все эти дни, пролетающие отравленными стрелами у неприкрытого виска. Часы, отмеряемые каплями крови из незатягивающейся раны в сердце. На что я надеюсь? Каждый вечер трачу быстро уходящие силы на превращение в Бродягу. И ловлю по ночам чутким собачьим слухом ужасные вопли лишающихся душевного света и последних надежд узников. На что я надеюсь?» — Сириус не знал ответа на этот вопрос, но продолжал вновь и вновь его упрямо себе задавать. Чувствовал, что тот день, когда он не спросит у самого себя, на что надеется, станет последним днём его жизни.

*

Сириусу сегодня было очень плохо. Он не мог бы сказать, что обычно принимал по утрам человеческий образ бодро и весело. Но сегодня… Видимо, ночью Бродяга допустил какую-то ошибку и был наказан за неё визитом голодного стражника. Сириус плохо помнил, что именно произошло. Кажется, дементор, как всегда не распознав в сознании животного достойный объект для утоления своего аппетита, всё-таки внимательно прошёлся по невидимой для него душе пса Блэка, чем привёл обернувшегося утром в человека Сириуса в состояние сильнейшего уныния.

На тарелку с завтраком, рыбным супом неопределённого цвета, Блэк даже не взглянул. Запах еды вызвал у него приступ тошноты. Голова гудела, тело ломало и выкручивало. Не хотелось даже дышать. «Скорей бы снова ночь. Не буду больше обращаться. Хватит. Пусть эти склизкие твари обожрутся моей душой. Больше не могу хранить её. Слишком тяжёлое сокровище. И совершенно бесполезное…» Он с трудом заставил себя выпить воды. На прогулку решил не идти. Зачем? Надоело. Поддерживать физическую форму, чтобы тебя вывезли из этих скорбных стен в покойницком мешке не совсем дряхлым и с натренированными мышцами? На-до-е-ло. Если не шевелиться, то можно представить, что тебя уже нет…