Сириус Блэк III (СИ)

Сириус сам не понимал, почему всё же поднялся с жёсткой кровати и вышел, еле волоча ноги и спотыкаясь, из камеры. Под присмотром паривших на значительном расстоянии дементоров он в компании тощих грязных узников, большинство из которых уже не отзывались на свои когда-то известные имена, уныло прошёл по узкой лестнице во двор тюрьмы. Солнце, редко заглядывавшее в каменный мешок Азкабана, больно ударило по глазам. «Надо же, — вяло удивился Блэк, — сегодня хорошая погода? Хотя… какая разница…» Но его апатию и безразличие к окружающей действительности смыло, словно волной, только лишь он услышал голос Римуса Люпина. Слуховая галлюцинация! Последствие ночного общения с дементором. Значит, скоро конец…

Голос его школьного друга, его любимого, казался чужим и странным, но вполне реалистичным. Сириус сощурился и приставил ко лбу козырёк ладони, стараясь оглядеться на слепящем солнечном свете, заполнившем прогулочный дворик тюрьмы, потёр кулаками глаза, поморгал. Он определённо слышал Люпина! Если это мираж, игра больного разума, то почему в нём присутствует и другой голос, очень знакомый, кажется, принадлежащий Министру? С чего это его сознанию перед сдачей позиций безумию захотелось воспроизвести не только голос любимого, а ещё и Корнелиуса Фаджа?

— Раздайте газеты, Люпин, — командовал Министр магии. — Только не подходите к заключённым слишком близко. Цель нашей инспекции — не личное общение с преступниками, а проверка условий их содержания. Гуманность — вот девиз реформы нашей пенитенциарной системы. Негоже цивилизованному магическому сообществу уподобляться этим негодяям, не знавшим в своё время жалости. Министерство готово тратить средства налогоплательщиков на обеспечение для заключённых Азкабана человеческих условий содержания, — Фадж говорил преувеличенно громко, словно на заседании в своём кабинете, обращался не только к своему спутнику, а ко всей аудитории, забыв, вероятно, что мало кто из рассыпавшихся по тюремной площади арестантов был способен понять его пламенную речь.

— И вы считаете, господин Министр, что газеты помогут в этом благородном деле? — без тени издёвки спросил Римус Люпин.

— С чего-то ведь надо начинать. — Министр тяжело вздохнул: удручавший вид оборванных грязных узников, гревшихся на солнышке, сбивал его жизнерадостный деловой настрой. — Какие-то они… неухоженные… Злодеи, конечно, но человеческий вид нельзя терять ни при каких условиях.

Люпин не смог сдержать грустную усмешку:

— Дементоры вряд ли за ними ухаживают. А персонала не хватает.

Фадж недовольно взглянул на него:

— Вы, инспектор, слишком либерально настроены. Это нынче модно. Но мы не собираемся перепрофилировать Азкабан в санаторий. Если они хотят достойно жить, то и сами обязаны потрудиться. — Он хотел перечислить, что именно должны делать заключённые для сохранения цивилизованного облика, но, покосившись на парившего в стороне дементора, осёкся. — Пусть… читают. Будут в курсе последних событий. Пусть знают, что, несмотря на всё совершённое ими зло, магическая Англия живёт и процветает!

— О, это совсем другое дело, — поспешил согласиться Люпин. — Это должно усилить раскаяние преступников! — Он уже давно увидел худую длинноволосую фигуру в центре солнечного круга, расцветившего мрачные плиты тюремного двора всеми возможными оттенками серого цвета. И не узнал очень изменившегося Сириуса, а, скорее, почувствовал, что это он. Если бы не решётка, отделявшая площадку для прогулок от остальной части двора, Римус, вероятно, не смог бы сдерживаться и бросился к Блэку. Сердце его бешено забилось, руки задрожали, он чуть не выронил кипу газет. «Успокойся! — приказал себе Люпин. — Сейчас же успокойся! Он жив! Этого мало, но пока достаточно. Возьми себя в руки! Ты столько сил приложил, чтобы втереться в доверие к Министру и организовать эту идиотскую инспекцию в Азкабан! Ты не имеешь права сейчас всё испортить! Другого шанса не будет. Фадж — не дурак, иначе не стал бы главой Министерства. Нельзя давать ему повод для подозрений».

— Было бы неплохо, господин Министр, — решил проявить рвение Люпин и обвёл рукой тюремный двор, — поставить здесь растения. — Фадж посмотрел на него, как на душевнобольного. — Кадки с деревьями, цветочные горшки. Это приведёт мрачность тюремных интерьеров в более эстетичный вид. — Министр обожал высокопарные фразы, и Люпин ему немного подыграл. — Это будет приятно и нашим коллегам, посещающим Азкабан. А стоимость озеленения не так уж и высока. — Люпин сделал вид, что смутился под строгим начальственным взглядом. — Зелень, свежий воздух… «Интересно, — усмехнулся он про себя, — возразит ли Фадж, что в открытом океане воздух и так свеж?»…