— Вы не хотели жить за мой счет, поэтому поспешили найти себе работу. Много недель подряд Эрмин скучала по вас, а я в это время осаждала ее с разговорами о том, какую она могла бы сделать карьеру, чем и подвигла на эту поездку. Она решила ехать тайком, и вот результат — мы все очень расстроены. Прошу вас, забудьте на время о гордости, Тошан, примите мое гостеприимство. По меньшей мере, можете считать, что таким образом я плачу за радушие, с которым ко мне и Жослину семнадцать лет назад отнеслись ваши родители. Я перед вами в долгу.
Эти слова матери взволновали Эрмин: Лора старалась не вспоминать о том периоде своей жизни. Тошан тоже выглядел растерянным, но уступать не стал.
— Я буду работать в Ривербенде, пока не закончится контракт, — буркнул он. — В июне мы — я и моя жена с сыном — уедем. Я очень жалею о том, что привез Эрмин к вам. Валь-Жальбер — проклятое место.
С губ Эрмин сорвалось грустное восклицание. Тошан вышел, хлопнув дверью.
— Дорогая, мне очень жаль, — вздохнула Лора. — Я хотела тебе помочь, но у меня ничего не вышло.
Мукки расплакался. Молодая женщина, в слезах, взяла его на руки и легла на кровать.
— Прошу, оставьте меня одну! Оставьте меня! — простонала она.
Шарлотта поспешно вышла. Лора на мгновение заколебалась, но потом последовала за девочкой.
Симон явился с наступлением темноты. Мирей встретила его прохладно.
— Сегодня не стоило приходить, мой мальчик. Мсье Клеман Тошан метал громы и молнии, а теперь Эрмин места себе не находит, потому что ее муж пропал.
Старший сын четы Маруа только усмехнулся.
— Он уехал на санях?
— Нет. В это время, он, кстати, обычно кормит своих собак.
Вниз торопливым шагом спустилась Эрмин. Вечер выдался морозным, поэтому она оделась очень тепло: шерстяная шапка, шарф, шуба, рукавицы и теплые сапоги с шипованной подошвой. Эрмин вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь.
Симон догнал ее.
— Куда ты собралась? — спросил он.
— Я больше не могу ждать, — ответила ему молодая женщина. — Хочу найти Тошана. На небе появилась луна, и видно как днем. Пойду искать его по следам. Мама была против, но я настояла на своем.
— Мимин, снега намело по колено, и мороз крепчает, — сказал он. — Ты не сможешь найти его по следам. Самое худшее — Тошан ушел в Шамбор или слоняется по поселку. Оставайся дома, я сам пойду его искать.
— Прошу тебя, Симон, возьми меня с собой, я не могу больше сидеть на месте, — взмолилась Эрмин.
— Тогда пойдем вместе. Я не могу отпустить тебя одну, это небезопасно. Вокруг — ни души!
— А если я возьму с собой Дюка? Это вожак упряжки, он меня знает, и, я уверена, он сможет найти след своего хозяина, — предложила молодая женщина.
Закутанная в свои одежки, она выглядела так по-детски, что Симон растрогался. Он приобнял ее и похлопал по спине.
— А помнишь, как в детстве, зимой, по ночам на холмах выли волки? Был случай, когда нам удалось их увидеть. Ты тогда испугалась.
— Вовсе нет, — попыталась отшутиться Эрмин. — Гораздо больше я испугалась твоего отца, который запретил нам выходить на улицу.
Из предосторожности молодая женщина привязала веревку к ошейнику Дюка. Большой и сильный пес понюхал морозный воздух и бросился бежать. Эрмин с трудом поспевала за ним.
— Посмотри-ка! — через несколько минут сказал Симон. — Пес ведет нас прямиком к целлюлозной фабрике. Твой муж не ушел далеко.
Дрожа от холода, они шли по улице, на которой некогда, словно солдаты по стойке «смирно!», стояли деревянные дома, где проживали многие десятки семей рабочих фабрики. Эрмин вспомнила времена, когда в теплое время года по воскресеньям из этих домов выходили люди и направлялись в церковь. Женщины в коричневых юбках и красивых вышитых блузках, с соломенными шляпками на тщательно уложенных в прически волосах. Мужчины тоже старались принарядиться: надевали галстуки и темные праздничные костюмы, в которых выглядели куда лучше, чем в спецовках или рабочих комбинезонах.
«А у крыльца и вдоль фасада дома у всех росли цветы! — с ностальгией подумала Эрмин. — В огородах красовались тыквы под синевато-зелеными крупными листьями, салат, картофель. Господи, почему сейчас все по-другому? Куда делись коровы, свиньи, овцы, козы? И дети, так любившие бегать по улицам Сен-Жозеф и Трамбле?»
— Странно видеть это запустение, правда? — сказал Симон, которому тоже стало немного грустно.
В его памяти эти улицы остались залитыми солнцем, счастливыми, густонаселенными, какими они были в дни расцвета рабочего поселка.
— Нам надо смириться с неизбежным, Мимин, — со вздохом добавил он. — Все жители Валь-Жальбера разъехались, остались только Маруа, хозяева своего участка и своего дома, да семья Шарден-Дельбо — мадам Лора и ее дочь, соловей из Валь-Жальбера!
— Не называй меня больше так, Симон! Прошу тебя! Соловей больше не станет петь. Он будет молчать, как положено послушной домашней птице. И все это — ради того, чтобы остаться рядом с любимым. Смотри, вот прекрасный дом бригадира, значит, мы уже на улице Сент-Анн.