Сиротки

Дохнул свежий ветер, и Хроуст подставил ему нагретое полуденным солнцем лицо. Вышло красиво, словно ветер прилетел подкрепить слова старика. Гетман снова повернулся к Шарке, чтобы смотреть на нее прямо:

– Я не знаю, зачем Свортек все это придумал. Никогда не встречал его лично, да и те, кто встречал, его не понимали. Но он послал нам тебя – свой Дар, самое ценное, что осталось в мире. То, что я никогда даже не мечтал встретить на своем пути. Когда мне принесли весть, что Латерфольт нашел тебя, отбившуюся в одиночку от грифонов… Я вдруг понял, что мое бегство не было позором. Все это время боги оберегали меня ради этой встречи, Шарка. Не ради меня самого. Ради Сироток. Чтобы эти тридцать три года наконец закончились.

Она не успела заметить, как ее руки оказались в его руках, покрытых мозолями и шрамами. Из-под повязки по морщинистой щеке побежала слеза и скрылась в усах.

– Мой гетман, – прошептала Шарка, но Хроуст перебил ее:

– Теперь, когда я ясно вижу, что все было не напрасно, я должен спасти свой народ от этого мора. Мне нужна помощь Дара. Твоя помощь.

В ее груди разлился странный холод, и Хроуст, словно почуяв это, еще крепче сжал ее ладони.

– Помоги мне показать всей Бракадии, что Сиротки не повержены! Я больше ни о чем тебя не попрошу, клянусь честью Яна Хроуста из Дрохнова. Всего один раз!

Шарка медлила с ответом. Неужели этого хотел от нее Свортек? Она видела его единственный раз в жизни, когда он, как и все остальные, просто купил ее на ночь и втянул в свои планы, даже не спросив, хочет ли она этого. Если бы только она знала больше…

Сзади послышались шаги. Обернувшись, Шарка увидела Латерфольта. Одетый во все новое и чистое, усталый, но, как прежде, широко улыбающийся, он остановился в стороне.

– Латерф – самый упрямый человек из всех, кого я знаю, – усмехнулся Хроуст. – Он неделю уговаривал меня принять предложение Свортека. А когда вы приехали в Тавор, еще дольше уговаривал людей принять тебя.

– Принять меня? – удивилась Шарка.

– Да. Таворцы боялись Дара. В руках кьенгара он уничтожил множество наших друзей, братьев и сестер… Толпа глупа и ведома. Они видели в тебе лишь Свортека.

Тхоршица и тот черный день возникли перед ее внутренним взором. Люди, разбегающиеся в ужасе, и те, кто принял это горе за представление. Перекошенные ужасом и ненавистью лица… Она не видела подобного в Таворе, но Латерфольт вообще старался первое время держать ее подальше от чужих глаз. Значит, даже здесь проклятие следовало за ней по пятам, пока не явился Хроуст.

– Я согласна! – выпалила Шарка. – Я сделаю то, что требуется. Я исправлю ошибки Свортека!

Хроуст на мгновение закрыл глаз и, не глядя, удовлетворенно кивнул.

– Благодарю.

Таков был весь его ответ. Но в одно-единственное слово гетман умудрился вложить столько силы, что оно будто повисло в горячем воздухе.

Латерфольт подошел ближе, когда Хроуст выпустил руки Шарки, и тронул девушку за локоть. В лисьих глазах блестел игривый огонек:

– Если ты не против, Ян, я украду Шарку. Пора показать ей подарок!

– Пожалуй, пора, – согласился Хроуст и поднялся на ноги. – Бегите, дети, я буду спускаться долго. Но, надеюсь, доковыляю к вам на этой неделе.

Латерфольт увлек Шарку за собой обратно в Тавор. Обернувшись, она увидела, как Хроуст, задрав голову к солнцу, застыл, обратив взор к Бракадии.

Латерфольт привел ее в самую большую кузницу Тавора. Воздух здесь плавился не только от жара нагретых наковален, но и от возбужденного дыхания толпы. Люди почтительно расступились перед егермейстером и Хранительницей Дара.

– Латерф, – прошептала Шарка, – что происходит?

– Терпение, милая, – подмигнул он.

Из толпы вынырнул Дэйн с тем же загадочным выражением на лице и взял свободную руку Шарки. Так, втроем, они шли, пока таворцы отдавали честь сердцем и взволнованно перешептывались. Она увидела в толпе и Тарру, и Тальду, и Кирша, и даже Фубара – все до единого Сиротки собрались здесь.

– Эй, кузнецы! – заорал Латерфольт так громко, что у Шарки едва не заложило уши, а толпа почтительно притихла. Из кузницы вышли трое огромных мужчин. Вид их был суров. Без единой улыбки они сложили руки на груди и пристально уставились на Латерфольта. – Докажите при всем честном народе, что искусней вас мастеров не найти от Волайны до Гирады!

Кузнецы не шелохнулись, и собравшиеся затаили дыхание. Шарке показалось, что она забыла, как дышать. Но затем первый кузнец кивнул остальным, и все трое скрылись в жарком полумраке.

– Латерф, – снова прошептала Шарка, – что…

Она не успела договорить: яркий свет, отраженный от металла, ударил по глазам. Судя по резким вздохам, не ее одну ослепило то, что кузнецы вынесли на всеобщее обозрение. Затем кто-то открыл глаза и ахнул.

Перед ней стояла стойка, а на стойке – ослепительный доспех из светлого металла, похожего на белое золото, узкий и легкий, выкованный специально под женскую фигуру. Нагрудную пластину украшала золотая вязь в виде переплетенных лилий; наплечные пластины представляли собой волчьи лапы; с лап струился красный плащ, опадавший на землю. Венчал доспех шлем с крепким забралом.