Сиротская Ойкумена

– Вы оба никуда не дойдете и навеки останетесь в торфянике, если не начнете смотреть себе под ноги! Сержант, вы только что едва не грохнулись в самую топь! Видите – это не дерн и не зеленая полянка, а сфагнум, болотный мох. Если подсушить – хорошая штука заживления ран.

Сержант замер на полушаге и заозирался, а Постников удивленно уставился на Лофтуса, тычущего длинной палкой в темную жижу под густым болотным ковром:

– Какие еще болота? Дубов Град ведь не близко?

– Еще чего! Да это разве болото? – с презрением высказал проводник. – Настоящих болот вы еще не видали!

– А какого черта вы с ним разговариваете? – обронил Лыцусь. – Вы же человек из свободной страны – зачем вы с русским связались?

– Вы бы остыли малость, – холодно ответил Лофтус. – Ведете себя очень нервно – и лучше бы вам включить голову. Повторять не стану.

– Что вы вообще забыли на болоте? – не унимался Лыцусь. Он был красный и распаренный, словно после бани.

И в самом деле, ему было отчего упариться – на сержантском загривке и груди были навьючены два рюкзака, спереди и сзади. Еще отмахали они по лесу километров пятнадцать, а то и больше.

– Пора сделать ночевку, – сказал Постников. – Темнеет.

– Заберемся на тот лесистый холм – там сухо и мы будем не на виду, – ответил проводник.

Под пригорком шумел и волочил сухие листья и травинки холодный и очень прозрачный ручей. Постников уже не чувствовал ног из-за усталости и в апатии сидел на толстом дубовом корне. Возле воды его охватила истома, невыносимо захотелось скинуть ботинки и лечь в траву, чтобы дать отдых избитым ногам.

– Займитесь костром! Не сидите! – крикнул ему из кустов Лофтус и тут же пропал. Он, похоже, оказался двужильный.

Лыцусь перескочил через ручей и в два счета наломал гору сушняка, Постников сложил шалашик из веток, сунул под него пучок сухого дерна и с первой спички зажег трескучий и живой огонь.

Внезапно в густеющих сумерках не очень далеко по-сорочьи треснула короткая очередь. Постников замер с мешком в руке, Лыцусь вскочил и тревожно вертел головой.

– Шухер! – зашипел он, словно встревоженный гусак. – Ну все – точно кранты!

– Может, медведь или волки? – предположил Постников. – Лисы здесь точно есть.

– Волки!.. – с пламенной обидой воскликнул сержант. – Какие волки! Тикать треба до лису, пока живы!

– Ну, как хотите, – ответил Постников. – А я слишком устал, чтобы скакать по лесу, да еще и впотьмах. Неохота ноги ломать. И потом, если это военные или полиция – то у них биосканеры точно есть, и бежать в кусты нет смысла.

Лыцусь упал на рюкзак и принялся крутить стриженой головой, напряженно вслушиваясь. Треск более не повторялся, и понемногу вернулось мирное шуршание леса, а шум ручья говорил о сне. Прошло с четверть часа, прежде чем из-за кустов сказали:

– Эй, помогите…

В темных зарослях черемухи отыскался не только проводник. Возле него была тушка косули или некрупного оленя. Пятнистый лесной зверь распластался на боку, подогнув тонкие ноги под светлое подбрюшье.

– Из травмата подстрелил, – пояснил Брендан. – Если не ошибаюсь, сержант, вы замечательный мясник? Значит, вам и освежевать и разделать. Сегодня к ужину жаркое.

– Легко! – отрапортовал сержант. Постников вынул из ножен армейский штык и подал ему. Лыцусь покрутил штык и вернул, сказав, что нож туповат. Брендан достал из мешка кривой складной нож и разрешил сержанту пользоваться также и туристическим топориком. Лыцусь подвесил косулю за задние ноги на сук, весьма ловко стянул с нее шкуру и принялся за разделку туши. Лофтус вынул из мешка несколько одеял и спальный мешок, и пока Постников набирал в ручье свежую воду, наломал лапника и устроил лежанки возле костра, еще одно из одеял расстелил вместо скатерти. На этом походном столе появились ложки, кружки, галеты и соль. Расторопный Лыцусь приволок в окрепший свет костра прутья с плотно нанизанными кусками мяса, и началось священнодействие.

Чертовски вкусен бывает хлеб свежий, хрустящий, поедаемый ломтями и запиваемый горячим и сладким чаем походной крепости – да только где взять в лесу свежий хлеб? Но ничто на свете не может быть прекраснее горячего куска мяса, только что запеченного на серовато-багровых углях, тем более если вы с утра отмахали километров двадцать пешком. Из тихо шипящей свежатины капал сок в самый жар и отлетал косвенными струйками дыма, аромат шел неописуемый. Обжарить верхний слой в золотистую, румяную корочку крайне важно – только тогда внутри сохраняется сочная и отдающая дымком мякоть.

Лофтус порылся в своих пожитках и вынул здоровенную бутыль виски Jameson.

– Дети мои! Вода жизни прямо с Боу-стрит – триумфально провозгласил он и помахал бутылью.

– Пить не стану! – хмуро бросил сержант, поворачивая прутья-шампуры над углями.

– Вам жизнь досталась сегодня, сержант. Выиграли в рулетку самый дорогой приз на свете. Глупо теперь не пропустить стаканчик.

– Черт с вами, – безнадежно сказал Лыцусь. – Наливайте!

– Ну, и я грамм сто, – сказал Постников. – За компанию.

– А места-то здесь какие, а? – отхлебнув, радостно заговорил Лофтус. – Вот он – истинный рай без всякой фальши!