Сиротская Ойкумена

Через минуту он уже сидел на толстой ветке дуба и утверждал, что оттуда, примерно с трехметровой высоты, был виден закат.

Хмель тянулся теплой рукой к сердцу и напряжение, прежде крепко утрамбованное в нем этими безумными днями, плавилось и помалу отпускало. Огонь, искры, дым и колючая трава плавали в блаженном мареве. А главное – сытость, блаженная сытость… Великое дело вкусная еда, мясо, что ни говорите.

– Никогда не понимал любителей поддавать втихомолку, – крикнул Лофтус из дубовой кроны. – Песни сегодня петь не время, это верно. Но речь сказать необходимо, так принято в приличном обществе. От сердца, для душевного подъема.

– Я не знаю речей, – отозвался Постников.

Лыцусь добавил, что и он тоже не умеет.

– Не тот достоин, кто много говорит – а тот, кто вовремя говорит. А еще говорят: кто расскажет историю, тот услышит две. Стало быть, мне и начинать.

Молодцевато соскочив с ветки, Лофтус уселся на взбитой перине из лапника и мха, почесал в макушке и не без важности заговорил, живописно освещаемый слабым пламенем:

– Ну конечно же – город Финистер Пойнт. Видывали что-то подобное? Даже не трудитесь отвечать – я говорю вам: не видели и не могли.

Если вы хотите вдохнуть запах настоящего океана и ощутить, как его волны бьют в каменное сердце земли – поезжайте, говорю вам, в город Финистер Пойнт, что на самом краю географии. Но вы ничего не смыслите в жизни, если войдете в город Финистер Пойнт с материковой стороны. Убедительно прошу так ни в коем случае не делать. Ни под каким предлогом не следует ехать туда сушей. Вы помрете со скуки! Бурые холмистые равнины, поросшие вереском, пыреем и подорожником, усыпят кого угодно.

Вместо этого сделайте по-другому. Сядьте на морской паром в приморской деревне немного поодаль. И под крики ревнивых чаек, в запахе морской соли и в качке отправляйтесь от старой, обточенной волнами бетонной пристани. Не пожалейте трех часов вашей жизни, чтобы мимо скалистых берегов, обогнув каменистый мыс Чертова Башка, на закате подойти и впервые в жизни разглядеть прекрасный город со стороны океана. Чтобы из вечернего тумана первым делом проглянула слепящая глаза раскаленным золотом игла шпиля Святой Анны, а потом вы разглядите зеленые городские крыши и верхушки городского сада, мачты рыбацких суденышек и яхт в порту. Пахнет морем и домашним очагом. А дальше по берегу – убегающие к северо-западу те же бурые холмы до горизонта. Ей богу, это стоит увидеть. А лучше стоило жить.

– А вы непростой тип, Брендан,– весело сказал Постников. – И сказали очень хорошо.

– Но-но, не увиливайте, сэр, теперь ваша очередь!

– Сидим, как три тополя на Плющихе, – начал Постников. Лыцусь громко хохотнул, а Брендан спросил:

– Простите, как кто?

– Это из русского фольклора и к делу не относится, – пояснил Постников. – Итак, господа, моя лучшая подруга – блудница.

Но не в том приниженном, расхожем смысле, который искажает истинный смысл этого слова. Правда заключается в том, что и я сам, и очень многие люди – в точности такие же. Значение тут не в телесном или умственном разврате, а в том, что отыскать настоящее в жизни бывает непросто. Вот и мыкается человек, не находит себе места, мучается и других мучает. И как не натягивай улыбку до ушей, как ни уверяй каждого, что у тебя все прекрасно – остаемся теми же слепыми пешеходами, зачастую до самого конца своих дней.

Жизнь любой женщины вообще полна сложностей. Ей приходится куда труднее, чем мужчине. И конечно, необходимо признать: мужчины сплошь и рядом ведут себя отвратительно. Мы страшные хитрецы, такие хищники, когда гормон бьет в голову… Но не о том речь. Легкая жизнь, скажете вы? Выбрала где проще? Вот уж не знаю. Мы живем в век, когда мутировала сама идея семьи. Во что сейчас верить? И как, на что жить, когда работы нет? Как, на что помогать родным? Муж или жена мановением руки не сотворяются.

И не живет она одним кошельком – ей нужно общение, как и всем нам, чтобы с ней говорили, чтобы видели человека. Она не производит впечатление циничной особы, скорее наоборот. В ней живет свирепейшая тоска по другой, высшей жизни, как во всякой русской женщине. Она с полуслова видит, какого рода интерес имеет к ней собеседник. Звериный инстинкт… Я привязался к ней, потому что на свете вообще очень мало женщин, с которыми можно просто сидеть рядом и говорить. С ней можно – она по-женски умна. И еще у нее волшебный голос, он дарит покой. Спокойствие поверх вечного стресса – как станция над планетой Солярис. Говорит, что если не спится, то нужно пить такую-то траву. Название запамятовал.

В моей жизни мало таких дорогих мне людей. Секса не было ни разу, если что. Да и оплаты тоже не требовали.

Наступила короткая тишина, нарушаемая лишь костром. А потом Лофтус сказал:

– Вы правы, мой друг. Высокомерие – большой грех. Но все же я думаю, что вы, может, немного слишком строги к людям. А теперь послушаем вас, господин Лисий.

– Я не Лисий, а Лыцусь, – недовольно буркнул сержант. – Это что – допрос? Да идите вы…