Сиротская Ойкумена

Саид приказал, чтобы он остановился, зашуршал бумагой и принялся с напряжением читать, проглатывая слова и запинаясь в трудных местах:

– Решением полевой судебный комиссий Объединенный халифат ад-Дауляту ль-Исламийя неизвесны нарушитель и явны диверсант, посланный пре… прес-туп-ным режимом, приговаривается к высший мера пересечений на основани указа о соб-лю-дени шариатски законности на освобожденных территориях… Эй, хватит это дерьмо ишак с меня!

Щелкнул очень отчетливо затвор, и сразу стало ужасно тихо. Однако тишина не оказалась недолгой – тут же прокашлялся и взревел с тяжким урчаньем, невыносимо громко в замкнутом помещении мотор грузовика. Выстрелы заглушать, стало ясно Постникову.

Постников не стал отворачиваться, несмотря на распоряжение бритоголового исполнителя. Поэтому ему была хорошо видна недовольная физиономия Леона под белым бликом от лампы, сидящем на лобовом стекле. Вот Леон дернулся, будто кто-то невидимый тряхнул его за руку, склонился на сторону, прислушиваясь к чему-то, разогнулся, кивнул и внезапно заглушил двигатель. Тот сказал «брррумм-пых-пых» и заткнулся. Немного звенело в ушах и висел едкий запах дизельного выхлопа.

– Зря ты, э! – услышал Постников в повисшей тишине. – Намучаемся мы с ним – вот увидишь.

Ответом была фраза опять на незнакомом языке. Интонация, впрочем, была вполне внятной – ругань. Постников так и не увидел, кто был его невидимый спаситель.

– Выходи, с днем рождения тебя, – с кривой усмешкой кинул ему татуированный Леон, спрыгивая с подножки.

Он подтолкнул Постникова в спину и сказал, что пора обедать.

Под кухню была отведена одна из построек во дворе. Из ее красной металлической трубы валил белый дым, окна украшали бежевые узорные занавеси, а по мере приближения усиливался аромат по-настоящему хорошей стряпни. В дверном проеме кухни была посажена дверь, очевидно снятая с пассажирского вагона, зеленая снаружи и серая с внутренней стороны. За ее толстым стеклом, пересеченным двумя поперечными скобами, показалось движение, дверь открылась, и из кухни вылетела красная и распаренная женщина, с виду повариха. Она мелодраматично взмахнула полотенцем и закричала на Постникова:

– Ты откуда взялся такой облезлый? Ты чей-то раб? Говорят, ведьма тебя подослала?

Это была пропеченная жаром кухонной плиты тетка примерно того же возраста, что и жена Хаттаба. Ее звали Магда. Она кричала, чтобы работяги шли обедать, пропустить в кухню Леона с подконвойным Магда отказалась наотрез.

– Сказано – стеречь, – сказал ей Леон. – Из кухни ему не удрать, сказал.

– Чего ему в кухне ошиваться? – ругалась повариха, отмахиваясь полотенцем. – Там пищу готовят, и девчонки там. Да и куда ему драпать – вон, еле дышит. И как бы еще не оказался чахоточный – а то и еще чего… Может, у него сифилис или чесотка, откуда мне знать!

Столовались рабочие фермы в теплое время года на веранде из жердей, приколоченных к бревенчатому основанию, застеленному сосновой доской, и укрытому от дождя легкой жестяной кровлей. Под навесом стояли параллельно друг другу два прочных и длинных стола, покрытых грязно-белым изрезанным пластиком, а вдоль них – четыре грубо сколоченные, но надежные скамьи, выкрашенные в коричневато-красный цвет.

Механик Леон привел Постникова к веранде и велел ждать. Постников присел на бугристый асфальт, повидавший немало на своем веку, и привалился спиной к жердям навеса. Он почувствовал страшную сонливость. Прилетел порыв ветра, швырнул на веранду пригоршню сухих осенних листьев, попал заодно в лицо, и это было восхитительно.

Кроме конвоира, устроившегося на деревянной завалинке веранды и немедленно закурившего самодельную сигарету, вблизи столовой сидел на куске буроватого войлока, постеленного прямо на утоптанную землю, старый человек с окладистой седой бородой. Голова старика была прикрыта чудной остроконечной шляпой, свалянной также из домашнего войлока, но более светлого оттенка. На кошме у него были аккуратно разложены завитки свежей зеленоватой коры и гибкие, нарезанные по единообразным размерам ветки. Старик из этих прутьев и полос коры плел корзину. Он был бос, за краем войлочного ковра торчали его черные намозоленные пятки. Возле них стояла пара отлично сделанных новеньких лаптей.

Глаз у плетельщика оказался хитроватый. Покосившись на Постникова, старик деликатно кашлянул и сказал:

– Вы по делу здесь – или вроде как турист?

– Родственники у меня в восточных краях, – ответил Постников.

Старик удовлетворенно кивнул раза три и не без важности продолжал:

– Так это вам ко мне надо было сразу обратиться. Я один могу вам в этом деле помощь оказать.

Вслед за тем он уткнулся в свое рукоделие и принялся сноровисто оплетать лозой корзинный остов.

– Вы чиновник по мигрантам? – удивился Постников. – Что-то не похожи.

– Нет, я главнокомандующий сухопутных сил, – смущенно сознался его собеседник. – И тут самый главный, если что. Я, например, географию знаю. Знаю, например, город Париж – столицу Кыргызстана.

Постников понял, что разговаривает с безумцем, но все же поинтересовался:

– Из чего это вы корзины плетете?