Сиротская Ойкумена

Все объективы прессы были устремлены в одну точку. Там стоял здоровенный ярко-желтый автогрейдер, высоко задрав толстую стрелу с бульдозерным ковшом. На этом вогнутом подиуме, словно канатный цирковой плясун, бесновался гибкий человек, задавая генеральный ритм, нещадно и неразборчиво подхлестывая в мегафон людское мясо, которое плескалось вокруг грейдера концентрической рябью, как волна на футбольном стадионе. Словно великий мим со сдержанно-изысканными танцевальными па, словно убийца Гренуй на эшафоте перед очумевшими жителями Граса, он пластично пританцовывал на стреле и швырял поверх голов и флагов огненные слоги. Человек надрывно хрипел в едко свистящий мегафон, голос был кликушеский, режущий, и он вспарывал воздух, заходясь в запредельный фальцет, швырял в полуоглохшие уши слова раскаленные, ритмичные и неразборчивые. Удалось лишь понять «если пуля в сердце». «Гуум… гууум» – тысячей глоток вторила ему толпа, снова и снова впадая в единый страшный ритм.

Кипящий вулкан остался позади, и микроавтобус, пройдя еще несколько кварталов, приблизился к высоченным воротам, в обе стороны от которых отходила внушительной высоты стена из железобетона. Над воротами всех въезжающих встречала замечательная вывеска, она изображала рыжую лисицу, свернувшуюся вокруг лесного цветка – кистеобразного, состоящего из мелких бледно-лиловых колокольчиков. «Фильтрационный лагерь «Наперстянка» – вот что было написано на вывеске. Над стеной лагеря высились караульные вышки, из асфальта на входе торчали бетонные конусы, рядом стояли пикапы с пулеметами, их оказалось не так уж мало – десятка полтора, а то и больше. При воротах несли охрану вооруженные автоматами Калашникова люди в камуфляже, чрезвычайно похожие на совсем недавно виденных Постниковым соратников Салмана, он же Сеид-Реза.

Микроавтобус, поворачивая между массивными бетонными конусами, проехал за стену. Показались неубранные кучи опавшей листвы, а чуть поодаль – еще одна стена, сделанная из аккуратной решетки, причем она была густо утыкана видеокамерами. Сверху на ней сидело множество хладнокровных воробьев. Сквозь прутья отлично был виден пропускной решетчатый коридор, а за ним – белый небольшого размера домик из шлакоблоков, явный контрольно-пропускной пункт. Над его зеленой крышей дремотно обвисли два флага – синий со звездами Евросоюза и аквамариновый с горизонтальной радужной полосой понизу, точно такой же, которых было большое количество на неспокойной площади. Брутальных бородачей здесь, за стенами, что-то не было видно, но возле внутреннего КПП расположились военные совершенно иного сорта – с полной западной экипировкой и оружием. Они живо напомнили Постникову покойного капитана Горобца, разве что шевроны у них оказались иного цвета – аквамарин на радуге, а не сине-желтые.

Изнутри лагерь «Наперстянка» более всего смахивал на загородный мусорный полигон. Била в глаза тоскливая нищета: здесь и там лепились одна к другой какие-то кособокие чуланы из кровельного железа, жердей и целлофановой пленки. Дымились таганки, всюду были убогие лежанки, висел неубиваемый запах немытых тел, жареной сельди и бескомпромиссной дезинфекции. Над всем этим великолепием носились оптимистичные возгласы радио и сбивчивый грохот молотков – в полусотне метров от КПП под навесом клепали посуду и прочие нужные вещи из того же кровельного железа. Рядом с мастерской сбилась горстка оборванцев, и среди этих людей ораторствовала разбитная и до крайности самоуверенная леди с мегафоном на морщинистой шее и в длинном коричневом балахоне, висевшем на ней как на жерди. Женщина с натугой перекрикивала молотобойцев и хрипло вдалбливала что-то тощим смуглокожим старухам и подросткам, делая героические жесты. Насколько смог разобрать Постников, она призывала вступать в женскую антиматеринскую лигу и говорила о вреде бесконтрольного деторождения.

Через сотню метров Постников был высажен возле внушительного полуцилиндрического ангара. Его конвойные принялись разминать руки и ноги, а потом повели подопечного на медосмотр. На входе в ангар, где устроился назначенный Постникову доктор, нестерпимо ударило в нос хлоркой. Лагерный медпункт состоял из двух этажей. На первом осматривали основной контингент – проще говоря, всех поступающих мигрантов. Уровнем выше медики принимали персонал лагеря и бойцов охраны. Постников не без любопытства рыскал глазами по сторонам. По выгнутым ребристым сводам висели грязноватые отсветы желтых ламп, слышался гул дизельного генератора. Вереницы бедолаг тянулись далеко и пропадали из виду в глубинах экономно освещенного трюма.

– Так и есть, – послышался женский голос. – Педикулюс хуманус корпорис.

– Вы ранены? Контузии, болезни? – допытывался наверху военный фельдшер. Постников отвечал, что нет. После краткого опроса под видеозапись (имя, возраст, жалобы) с Постникова сняли наручники и смазали запястья жидким составом, источавшим жуткий запах плавленого полимера.