Сиротская Ойкумена

Из сумерек навстречу лезли многоярусные конструкции, и все здесь оказалось настолько огромным, что Постников ощутил себя просто инфузорией. Приближалась главная стартовая площадка, и от нее гудело громче всего, потому что ракетные двигатели на предстартовом разогреве уверенно перебивали прочие шумы. Там, на жуткой высоте сидели несколько красных точек авиационного маяка.

– Стартовая! – орал ему сквозь усиливающийся рев Малданов. – Пойдем в грузовом отсеке – в кабину экипажа гражданским доступа нет, да и она пуста, «буран» летит на автомате!

Пройдя на взлетный стол, Постников вслед за полковником пролез в какую-то контейнерную коробку с закрытыми окнами, внутри нее вместе с грудой массивных тюков в эластичной обрешетке были плотно втиснуты две ладони-лежанки в форме плоских ванн. Они оба разместились в этих креслах, и к ним в грузовой отсек пробрался техник из персонала, чтобы проверить крепления груза и пассажиров. Он придирчиво дергал за ремни и нещадно светил фонариком в глаза.

– Борт пойдет по пологой траектории – вообще не укачает! Как в колыбельке прокатитесь, даже не заметите! А будете снова на острове Безымянном – милости просим! – приятельски кричал техник. Оказывается, эта земля называлась «остров Безымянный».

Закончив, техник спросил у пристегнутых пассажиров – все ли у них в порядке? Доложив в рацию «без замечаний», он молча хлопнул Постникова по плечу, помахал всем пятерней и вылез прочь.

Едва только Постников прилег в низкое распластанное кресло, он отчетливо ощутил, что его сердце стало выбивать новый ритм в предчувствии неведомых и многозначительных перемен. Выгнутая горбом и толстая, как салат «мимоза», дверная глыба пришла в движение, примкнула к проему и с пневматическим шипением глубоко всадилась в него, наглухо закупорив отсек. Внизу пришел в ярость рев стартовых двигателей, задавая мельчайшую дрожь всему кораблю, его грузу и скелетам пассажиров. Всепроникающая микроскопическая вибрация воцарилась всюду, и «буран», казалось, удерживался на стартовом столе только отчаянным усилием воли.

– Будет немного давить, – предупредила по радио земля.

– Я вздремну, пока летим! – прокричал Малданов Постникову. – Если что – толкнете, добро?

Корпус корабля и внутренние переборки наполнились ровной силой, выросшей в огненных соплах, и неожиданно тряска прекратилась. Ровно в эту минуту Постников, лежа в кресловой ладони, понял, что «буран» пошел вверх. Сказать он уже ничего особо и не мог, потому что над ним тотчас накренился кузов невидимого самосвала, и на его плечи, макушку и на руки просыпались тонны мягкой тяжести. В мгновение ока эта тяжесть сжала грудь, помутила зрение, и Постникова потащило в ночное северное небо. На его утрамбованной грудной кости пристроилась невидимая двухпудовая гиря, отчего дышалось с трудом. Гнет был титанический, он придавил кости и легкие в сто раз сильнее, чем подъем в скоростном лифте. Представлялось вполне вероятным, что мягкий пресс минутой раньше или позже расплющит постниковские ребра в плоский ребристый коврик.

За считанные минуты челнок прожег разгонную часть траектории, наклонил нос и вспорол невидимые слои облачного фронта. Он вышел на верхнюю дугу, и дикая тяжесть внутри грузового отсека сразу отпустила, отчего наступила блаженная легкость. А там уже началось и снижение – заложило слух, будто берушами, воткнутыми на совесть.

– Переход к снижению! – сообщила Земля. – Все параметры в норме!

Оконные створки расщелкнулись, и в трюме вспыхнули иллюминаторы. С юга над горизонтом наплывал язык невыносимого сияния, и он немедленно залил челнок утренним светом, ослепив Постникова. Солнечный поток влетел внутрь, исполосовал груз и вынудил крепко щуриться. Постников опустил светофильтр на шлеме, вытянул шею и уставился в иллюминатор, стараясь увидеть землю. Челнок плавно накренился и стал скользить в безмолвии из засвеченного розоватого клина в теневую бездну. Там, внизу, уже можно было различить выпуклый планетный бок. Страшно далеко висели искаженные непривычной перспективой гребнистые волновые облака, в прорехах виднелось стальное рассветное море и неподвижный, тонко прорисованный извилистой карандашной линией, краешек континентального побережья в складках свинцово-снежных гор за неровной полосой снежной равнины.

Приглядевшись, Постников заметил кое-что странное: вокруг «бурана» то и дело пропечатывались странные молниевые ветви, обтекавшие фюзеляж ветвистыми пальцами. Похожие концентрические узоры бывают, если сквозь голые ветки зимой листву смотреть на уличный горящий фонарь.

– Что там за вспышки? – спросил он.

– Это зенитчики по «бурану» работают, – отчаянно потягиваясь, сказал Малданов. – Наши бывшие партнеры, видите ли, системы HYPERTHAAD завезли в Дубов Град – вот и упражняются. Да только кто им даст по «бурану» попасть.

– Какие зенитчики?

– А то вы не знали? Дайте вздремнуть, будьте человеком – еще четверть часа до посадки.