Под эти звуки к Постникову вышла старая монашка в невиданной черной рясе, перепоясанной белым шнуром и в белой же глухой накидке с отложным воротником на плечи. Она кивала и обращалась к нему «господин офицер». Постников представился. Та назвалась в ответ сестрой Агатой из союза Ордена святой Урсулы и провела его мимо аккуратных могильных камней позади церкви в отдельный монастырский офис при библиотеке с такими же белыми стенами. От библиотечных стен пахло кипарисом и старыми богословскими книгами. Сквозь библиотеку они попали в кабинет местного начальства: в белоснежной каморке сидела иссохшая, словно вяленая вобла, монашка-настоятельница с киношным именем «матушка Гермиона» и глядела на посетителя без особой радости.
– Кто вам сейчас о ней расскажет? – с ходу осадила она его. – Вашу дочь ценили сестры, но она – заблудшая душа и выбрала ложный путь! Она покинула нас и ушла своей дорогой.
Постников, опешив, смог разве что вопросительно воззриться на нее, и сухощавая, смягчившись, добавила:
– Сколько у вас лет прошло? Пять, кажется, или больше? А здесь, – она ткнула длинным костлявым пальцем в столешницу, – здесь их миновало больше десятка. Минуту… Да, такая числилась, – говорила она, надев крупные очки, чтобы лучше видеть в мониторе офисного ноутбука. – Эмигрантка, практически сирота, поступила в лечебницу вместе с нетрудоспособной матерью. Была отчислена по распоряжению муниципалитета и поступила в распоряжение городской комиссии по образованию.
Сухо поджав губы, матушка Гермиона пронзила взглядом посетителя. – Больше сообщить, к сожалению, нечего. Лучше обратитесь в администрацию города, у нас вы больше ничего не получите!
– Вон там могила вашей покойной супруги, господин офицер, – прошептала сестра Агата, когда они вышли на воздух. – Она преставилась одиннадцать назад, не выходя из комы. Мы слышали от ее дочери, что у нее был в старом свете муж. Желаете видеть?
Дальний уголок узкого, как коридор, и очень чистого кладбища примерно на две дюжины куцых, практически квадратных могил в два ряда. Постников остановился перед одним из бедных надгробий: на могильном камне были только имя и дата смерти, и больше ничего. Дальше, за низкой каменной оградой, негромко шелестел пышный дендрарий под названием «Юнион-парк».
На погосте трудился морщинистый человек с граблями и тачкой. Это был больничный санитар из приюта, и он же отвечал за всевозможные хозяйственные работы при монастыре и храме. Человек с ходу сообщил, что пришел, чтобы вырыть новую могилу для усопшей недавно монахини. Он оказался словоохотлив и быстро разговорился с Постниковым и рассказал, в частности, что покойников на территории монастыря погребают не целиком – это запрещено городским советом для экономии земельного участка. Усопших кремируют в городском крематории, половину пепла хоронят здесь, а вторую – развевают над морем посреди бухты Финистер Бэй, дождавшись хорошей погоды.
Сестра Агата неподвижно стояла рядом, сложив ладони с четками на животе, не обращая внимания на крепнущий ветер, который дергал ее за широкую черно-белую пелерину.
Могильщик между тем выпытывал у Постникова: что слышно о войне? Дело в том, что городская администрация поручила подготовить крематорий к усиленной работе, ссылаясь на распоряжение республиканского совета обороны.
– Откуда у вас сведения про войну? – спросил Постников.
– Разве вы не знали? – изумился санитар.
– Не знал, извините, – сказал Постников. – Но мне пора. Как лучше пройти к таунхоллу?
– Да вот извольте напрямую через парк – сразу полдороги и срежете, – показал граблями могильщик.
Выйдя за церковную ограду, Постников не мог не почувствовать, что невидимая и какая-то сложная беда улеглась на его плечи.
«Я по уши в какой-то непостижимой истории, нужной неизвестно кому», – размышлял Постников, шагая по прекрасному «Юнион-парку» и не замечая его подкупающих красот. В его глазах, к тому же, завелись какие-то мелкие песчинки, избавиться от которых не было никакого способа. По всему выходило так, что найти ребенка в огромном мире, где назревает нечто непонятное, оказывалось практически немыслимо. Постникова охватила злость.
– А вот вам шиш, – с холодной яростью отвесил он. – Не дождетесь.
Одновременно с этим в его синапсах проскочил импульсный сигнал, разбудив внутренний смартфон, и перед глазами Постникова всплеснули цветные разводы. Вздрогнув, он понял, что происходит нечто совершенно необычное.
И он тут же бухнулся в непроглядную тьму. Деревья и город улетучились, пропало море, чайки и цветные фасады, похожие на карточную колоду. Что-то переключилось с металлическим треском в его черепе, как телеканал в старом телевизоре, и нестерпимый треск радиоэфира заставил его затрясти головой, как делает конь, пытаясь отогнать кровососов. Ослепший Постников споткнулся и, ощупывая воздух, кое-как дополз до скамьи.
– Входящий звонок, – известил смартфон. – Номер не определен.
Потом отчетливо прозвучал женский голос: – Слышно меня? Алло?..
– Ты где?! – закричал Постников.