– Что-то у тебя в последнее время мигрени больно участились! – Это прозвучало резко, почти грубо, но Клара и хотела ответить резко. Она Джуди больше не верила. С чего это вдруг у нее сегодня разыгралась мигрень? Что он там с ней сделал на этот раз?
– Да, то и дело случаются. Прости, Клара, мне очень жаль.
Клара невольно смягчилась. Голос Джуди звучал так печально. Может, у нее действительно мигрень? Может, и правда Артур переменился, как и говорила Джуди? Все-таки раньше она никогда Кларе не лгала.
– Но мне так хотелось, Джуди, чтобы сегодня ты была со мной!
И Клара вспомнила о другой своей помолвке. Они праздновали ее все вместе – она, Джуди, Майкл и его эскадрилья. Это был ноябрь 1944-го. Они забирались на уличные столбы, они что-то орали, они вели себя, как мальчишки, эти триумфаторы-иностранцы, они даже в Темзу собирались прыгнуть, и Клара с Джуди с трудом упросили их этого не делать. Тогда они отыскали какие-то лодки, сделанные в форме уток, сели на весла и стали кататься по пруду. Господи, сколько же они тогда смеялись…
Неужели Майкл действительно это сказал?
– У вас и без меня получится замечательная, веселая вечеринка. – Это Джуди сказала каким-то совсем уж задушенным голосом.
Повинуясь внезапному порыву, Клара обратилась к Аните Кардью и попросила ее сходить с ней в парикмахерский салон. Как ни странно, Анита сразу согласилась, и Клара тут же задумалась: уж не совершила ли она ошибку? Они с Анитой
К двум часам дня Анита и Клара уже сидели рядышком в салоне и листали модные журналы. Клара была решительно настроена как можно скорее подружиться с Анитой, продемонстрировав себя с наилучшей стороны. Ведь только сейчас, когда они впервые пошли куда-то вместе, ей стало вдруг ясно, что вообще-то они, можно сказать, едва знакомы.
Анита презрительно морщилась, разглядывая в журналах карандашные рисунки различных причесок.
– Вот скажи, ты, например, могла бы
– А я как раз на сей счет и размышляю, – бодро откликнулась Клара и представила себе выражение лица Джулиана, если она заявится на вечеринку с обесцвеченными на голливудский манер волосами. Он, помнится, разнервничался, даже когда она всего лишь приколола брошку не на ту сторону пальто.
– Ты бы тогда стала похожа на эту ужасную миссис Гаррард! – хихикнула Анита. Поскольку раньше они никогда не делились своими чувствами относительно «ужасной миссис Гаррард», Клара обрадовалась: хорошо, что хоть это их явно объединяет.
У парикмахерши Берил одна сигарета торчала изо рта, а вторая, запасная, была заткнута за ухо. Ее собственная прическа тоже не внушала ни вдохновения, ни доверия – казалось, ее волосы живут отдельно от нее, собственной жизнью; с другой стороны, как говорится, нищим выбирать не приходится; особенно если речь идет о сельской парикмахерской.
– Ты никогда не рассказывала мне о том, как пережила войну, Клара, – вдруг задумчиво промолвила Анита, глядя, как Берил собирает свои расчески и кисти, то и дело роняя пепел на ковер.
– Да особенно и рассказывать-то не о чем. – Клара понятия не имела, что довелось пережить самой Аните в том концлагере, но она видела немало документальных репортажей – их обычно показывали в кинотеатре перед началом художественного фильма – и понимала, что слово «ад» применительно к концлагерям преувеличением не было. – Я почти все время жила в Лондоне и работала в фирме «Харрис и сыновья» и… вот, собственно, и все. – Если бы она сейчас стала рассказывать о Майкле, то наверняка заплакала бы, а ведь сегодня предполагалась вечеринка в честь их с Джулианом помолвки, так что…
– А во время блица ты была в Лондоне?
– Да.
– И твоя мать тоже?
Дети в Грейндже тоже иногда спрашивали ее о матери, но взрослым это редко приходило в голову. Большинство людей после войны стали похожи на плотно закупоренные банки и понимали, что остальные испытывают столь же мало желания обнажать свое нутро. Ни о чем не спрашивай, ничего не рассказывай.
– Нет. Мои родители были миссионерами. В Африке, – ровным, безжизненным тоном сказала Клара.
– А ты с ними не поехала?
– Не поехала.
– Они сами тебя здесь оставили?
– Да.