Сиротский дом

Комиксы! Ящик был доверху набит комиксами. Но не купленными в магазине, а, так сказать, домашнего производства. Да ведь он настоящий художник! – с удовольствием думала Клара, перебирая листки и уже почти не чувствуя чудовищного запаха грязных носков и мальчишеского пота, который царил в комнате с наглухо закрытыми окнами. Здесь вообще было ужасно душно. Постели Билли и Барри остались не убранными. Аккуратной выглядела лишь постель Алекса; все на ней казалось девственно-чистым. Вообще-то одного взгляда на мальчишечьи постели было достаточно, чтобы понять характер каждого из обитателей этой комнаты, и характер Питера представлялся Кларе каким-то комком спутанной паутины.

Ей он никогда свои рисунки не показывал. Но был, безусловно, талантлив! Тут никаких сомнений возникнуть не могло. Клара рылась в стопке листков, пытаясь добраться до тех, что внизу. Она чувствовала, что именно они, а не верхние листки, могут оказаться наиболее интересными. Один ей удалось вытащить.

Он с первого взгляда заставил ее вздрогнуть. На нем был изображен мальчик, очень похожий на Питера, явно охваченный страхом и отчаянием. И рядом с его ртом в «пузырьке» были написаны слова: Перестань! Ты делаешь мне больно! Нет! Нет! Я не хочу!

И Клара вдруг все поняла. И это понимание обрушилось на нее как удар грома. Теперь она знала, в чем причина нездоровья Питера. Причиной были его регулярные, по четвергам, визиты с ночевкой к родному дяде. Она стала читать дальше.

Господи, единственный живой родственник! Питера отдавали дяде каждую неделю. Практически преподносили ему мальчика на тарелочке с голубой каемочкой. Клара в отчаянии ломала руки. Она просто не знала, что ей теперь делать.

И где сейчас Питер? Ползучий липкий страх вдруг наполнил ее душу. На днях она велела ему убираться, велела заняться чем-нибудь полезным. А что, если сегодня он решил сбежать?

Ни на кухне, ни в ванной, ни в саду Питера не оказалось.

В конце концов Клара нашла его в гостиной. Он неподвижно лежал на диване, и глаза его были закрыты. Спит или притворяется?

– Питер!

Он отвернулся и зарылся лицом в диванную подушку, вдруг показавшись Кларе маленьким, бледным и, одновременно, недосягаемым – этакий твердый камешек на берегу. Как же она могла не догадаться, ничего не заметить? Ведь несколько месяцев она с веселыми прибаутками отправляла его «в гости к дяде» – словно в открытое море. И за все эти месяцы он ни о чем ей не сказал. А она и не спрашивала! Все это время она была уверена, что у Питера все очень даже хорошо складывается, и мечтала только об одном: «Когда же этот дядя будет готов взять к себе мальчика навсегда?»

– Питер, поговори со мной.

Но разговаривать с ней Питер не желал. Он ее игнорировал.

– Питер, Питер… – Клара все повторяла вслух его имя, словно это могло помочь ей решить данную проблему. – Теперь я поняла, что с тобой… все это время происходило.

И она тут же буквально физически почувствовала, как атмосфера вокруг переменилась. Воздух, казалось, был теперь насквозь пронизан электричеством, хотя тот жалкий комок на диване, в который превратился Питер, даже не пошевелился. Впрочем, и это само по себе уже говорило о многом. Как и его молчание. Из сада доносились крики детей. Субботнее утро было в разгаре. Клара знала, что скоро ее позовут играть в крикет. Или в карты.

– Я прочитала твой… комикс.

– Я не желаю об этом говорить! – рявкнул он.

– Я и не требую, чтобы ты со мной это обсуждал, – солгала Клара. Ей, конечно же, очень хотелось с ним поговорить. Хотелось узнать все. Хотелось понять, с чем она в данном случае имеет дело. И насколько все плохо? Но сейчас она даже прикоснуться к нему не осмеливалась. Ей казалось, что он будто светится от пожирающего его душу мучительного огня. Сгорает заживо. И она понимала, что до сих пор не видела настоящего Питера, он был просто «одним из ее детей». Но сейчас он предстал перед ней как жертва, как ребенок, которому сознательно причинили страшное зло.

Возьми себя в руки и посмотри на часы.

– Ты в ответ на мои вопросы просто кивни: «да» или «нет». Больше тебе ничего делать не нужно.

Теперь глубоко вдохни.

– Это твой дядя? Это он делал тебе больно?

Никакого движения. Затем секунд двадцать напряженного ожидания, и всклокоченная голова Питера, приподнявшись над подушкой, несколько раз наклонилась: «да». Наклонилась совсем незаметно, но и этого Кларе было достаточно. Ей хотелось завыть в голос. Ее мальчик! Ее мальчику делали больно, его мучили!

– Только никому не говори! – прошипел Питер. – Никогда. Обещай.

И Клара задрожала всем телом – такой дрожи она никогда прежде не испытывала. Она видела немало других страшных вещей, но их творили при свете дня, а этот ужас – с ее мальчиком! – творился во тьме.

Спокойней, Клара, держи себя в руках.

* * *