Пия оглядела комнату, и в груди у нее заколотилась паника. Разделочный стол был уставлен пустыми банками из-под детского питания, с краю притулилась миска с заплесневелыми картофельными и морковными очистками. Полдюжины грязных подгузников плавали в корыте с остатками порошка, точно серые острова в грязном море. На плите, усыпанной засохшими ошметками овощей, стоял забрызганный супом чайник. Корзина с углем была пуста. На обеденном столе громоздились стопки грязных мисок и чашек, клонящиеся то в одну, то в другую сторону. Пия перестала мыть посуду три дня назад, когда утомилась настолько, что не могла больше носить воду. Мутти пришла бы в ужас.
От кошмарного смрада, приникающего из-за двери спальни, запаха грязных подгузников и засохшего супа Пия почти задыхалась. Она забралась на стул и поискала на полках что-нибудь, способное замаскировать вонь. Можно взять травы от миссис Шмидт, веточку лаванды или шалфея, растолочь их и рассыпать по комнате. Девочка заглянула в банки и чашки, пошарила за тарелками, мисками и кастрюлями, но ничего не нашла.
Потом пальцы наткнулись на длинный плотный предмет за каминными часами. Она вытащила его: это была отцовская сигара. Пия слезла со стула, взяла коробок спичек с плиты, положила сигару на блюдце, стоявшее на столе, и зажгла один конец. От коричневой бумаги потянулся дымок, и сигара загорелась, наполняя воздух знакомым запахом табака. Он напомнил об отце. Слезы наполнили глаза Пии. Что подумал бы фатер, узнав, какая судьба постигла его семью? Жена умерла, а дочь пытается сохранить жизнь маленьких сыновей. Наверняка он проклял бы себя за то, что оставил их.
Пия глубоко вздохнула и попыталась понять, что делать дальше. В ближайшее время отец не придет на помощь. Неизвестно даже, жив ли он. Спасение Олли и Макса лежит целиком на ее плечах. Но братья уже доели остатки детского питания, хлеб и яйца закончились, последняя банка яблочного пюре почти пуста, а картошка и морковь съедены. Угольная печь стояла холодная, в ней остался только серый пепел. Все припасы были исчерпаны.
Пия встала на кровать, чтобы выглянуть в окно. Темные тучи бежали по серому утреннему небу; записка Финну так и висела на другой стороне веревки, трепеща на ветру. Никто не выходил в переулок, но за ночь на крыльце появились четыре новых тела, завернутых в кровавые простыни. От голода подвело живот, и Пия стиснула зубы. Нужно найти еды, иначе они все умрут. Теперь она даже готова была украсть — только бы выжить. Но близнецы должны остаться здесь. На улице слишком опасно, не говоря уже о том, что с малышами на руках Пия не унесет много еды, а толкать коляску вверх и вниз по лестнице не хватит сил. Она не пойдет далеко, только попросит у соседей поделиться продуктами. Если не получится, придется идти в соседний дом. Беда в том, что Олли и Макс уже поднимаются на четвереньки и вот-вот начнут ползать.
Пия оглядела кухню и представила, сколько несчастных случаев может произойти в ее отсутствие: Олли, пытаясь подняться, схватится за ножку кухонного стола и перевернет его на себя или стащит скатерть вместе с наваленной сверху посудой; Макс засунет голову между стулом и кроватью и застрянет там. Оставить братьев на своей постели девочка тоже не могла: они оттуда свалятся. Вот бы найти небольшое закрытое пространство, например ящик или корзинку с крышкой. Тут Пия вспомнила про тайник в спальне родителей, где под незакрепленной половицей хранились сбережения семьи. Олли и Макс будут там в безопасности и не смогут вылезти. Можно застелить подпол одеялом и оставить малышам бутылочки, хотя они только начинают брать их в руки. Наверно, близнецы станут плакать, но хотя бы не смогут выбраться и пораниться. Да, им будет страшно провести в таком тесном темном месте даже несколько минут, но уж лучше так, чем позволить братьям умереть от голода. К тому же они будут там вдвоем. Пия пыталась вспомнить свои страхи тех времен, когда она была в их возрасте, но ничего не приходило в голову. Значит, они даже не запомнят, что их запирали в подполе. А она скоро придет.
Подействовать надо быстро, пока она не передумала.
Пия подошла к столу и взяла сигару. Бумага потухла, и табак тоже догорал. Вспомнив, как курил отец, девочка приложила сигару к губам и втянула дым. Терпкая горечь наполнила легкие, и Пия закашлялась; вкус пепла обволок язык и щеки. Стараясь не разбудить близнецов кашлем, девочка закрыла рукой рот. Когда она наконец перестала задыхаться, то зажмурилась, задержала дыхание и помахала рукой, направляя дым на волосы и на платье, пропитываясь его запахом. Потом она отложила сигару и вытащила из-под двери спальни подгузники и тряпки. Девочка не была там несколько суток — она потеряла счет дням, — но вонь была хуже прежнего, даже с этой стороны двери.