Читаем Сироты вечности полностью

Прозвище Трея происходило от испанского слова «три» и произносилось соответственно. У нас почти все получали клички во взводе – меня звали Прик из-за тяжелой рации ПРК-25, которую я носил в свою недолгую бытность ЭрТэО, – но Трей пришел к нам с готовым прозвищем. Кто-то сунул нос в его бумаги, и не прошло и недели, как мы все уже качали головами над тем, что, имея такое образование, умея печатать – навыки, которые даже новобранцам обеспечивали место в счастливом ТЭМИТе (Тыловой эшелон, мать их так), – Трей добровольно пошел рядовым в пехоту.

Трей питал глубокий интерес к азиатским культурам и легко усваивал языки. Он, единственный из нашей компании рядовых, действительно говорил по-вьетнамски. Большинство из нас искренне считали «боку́»[8] вьетнамским словом и чувствовали себя ужасно умными, если могли сказать «диди-мау»[9] и еще с полдюжины других испорченных местных фраз. Трей говорил по-вьетнамски, хотя и скрывал это от всех офицеров, за исключением нашего Эл-Ти. «Не хочу становиться машинисткой или офицером, – бывало, говорил он мне. – И будь я проклят, если позволю сделать из меня следователя ссыкливого».

Тайского Трей не знал, но учился он быстро.

– А ну-ка, скажи, как по-тайски «отсосать», – спросил я его, пока мы летели военно-транспортным рейсом из Сайгона в Бангкок.

– Не знаю, – ответил он. – Но ручная работа называется «шак мао».

– Кроме шуток, – сказал я.

– Кроме шуток, – ответил Трей. Он читал какую-то книгу и даже головы не поднял. – Это значит «тянуть бечеву воздушного змея».

На минуту я задумался над этим образом. Наш транспорт снижал высоту и, подскакивая в облаках, приближался к Бангкоку.

– Думаю, я потерплю до отсоса, – сказал я.

Мне не было тогда и двадцати, оральный секс я пробовал только раз, с подружкой по колледжу, у которой это тоже явно был первый опыт. Но меня так и распирало от гормонов и желания выглядеть настоящим мачо – моды, подхваченной во взводе, – да еще адреналин в голову ударил: шутка ли, просидеть шесть месяцев в джунглях и уцелеть.

– Отсос, точно, – сказал я.

Трей что-то буркнул и продолжал читать. Книга была старая, про тайские то ли обычаи, то ли мифы, то ли религию, то ли про что еще.

Теперь я понимаю: знай я тогда, что он читает и почему он выбрал именно Бангкок, я бы вообще не покинул самолет.


Коридорный, швейцар в лифте, консьерж и швейцар у входа и глазом не моргнули при виде моих мятых хлопчатобумажных штанов и испачканного реактивами жилета из тех, какие носят фотографы. Гость, который платит триста пятьдесят американских долларов за ночь, может выходить в город в чем ему заблагорассудится. Однако консьерж все же делает шаг, чтобы предупредить меня о чем-то прежде, чем я покину трезвую кондиционированную прохладу фойе.

– Доктор Меррик, – говорит он, – вы осведомлены о… э-э… напряженности, присутствующей в данный момент в Бангкоке?

Я киваю:

– Студенческие бунты? Зверства военных?

Консьерж улыбается и слегка кланяется, явно довольный тем, что не пришлось наставлять фаранга в неприятной для него теме.

– Да, сэр, – говорит он. – Я упоминаю об этом лишь потому, что, хотя проблемы сосредоточены в основном вокруг университета и Большого Дворца, на Силом-роуд тоже были… волнения.

Я опять киваю.

– Но комендантский час пока не введен, – говорю я. – Патпонг еще открыт.

В ответной улыбке консьержа нет и намека на двусмысленность.

– О да, сэр. Патпонг открыт, и ночные клубы работают. Город совершенно открыт.

Я благодарю его и выхожу, не глядя на толпящихся вдоль подъездной дорожки отеля мелких бизнесменов, которые наперебой предлагают лодочные экскурсии, такси и «хорошие ночные развлечения». Уже темно, но жара нисколько не спала, и поток машин в сои грохочет еще сильнее, чем раньше. На Силом-роуд я поворачиваю налево и, проталкиваясь сквозь толпу, иду в Патпонг.

Это место ни с чем не перепутаешь: узкие улочки между Силом-роуд и Суривонг-роуд расцвечены дешевой неоновой рекламой: ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ МАССАЖ, ИЗОБИЛИЕ КРОШЕК, КРОШКИ ГОУ-ГОУ, СУПЕРДЕВУШКИ – ЖИВОЕ СЕКС-ШОУ, ЖИВЫЕ КРОШКИ! – и прочее в том же роде. Улочки Патпонга так узки, что иначе как пешеходными быть не могут, однако стук и треск трехколесных тук-туков на бульварах вокруг составляет постоянный фон, на который накладывается грохот рок-н-ролла, несущегося из динамиков и открытых дверей.

Молодые люди и девушки – в андрогинном Таиланде их иногда непросто различить – начинают дергать меня за рукав и жестами зазывать то в одну, то в другую дверь, как только я сворачиваю на улицу Патпонг-Один.

– Мистер, лучшее живое шоу, лучшие шоу девушек…

– Эй, мистер, здесь самые красивые девушки, лучшие цены…

– Хотите видеть самых симпатичных бритых милашек? Познакомиться с приятными девушками?

– Девушек хотите? Нет? Хотите парней?

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги