Сироты вечности

И тогда Хока Уште проснулся с дурным сердцем, лила чанте шича, полный ужаса перед осин шича, то бишь дурными животными. Но он сел, закутался в одеяло, поднял с земли трубку, взятую у Хорошего Грома на время ханблечеи, в другой руке крепко сжал вагмуху и стал ждать, когда взойдет солнце, согреет его и возродит храбрость в сердце. Он оставался там и голодал весь день. И когда снова наступили сумерки, он по-прежнему сидел в Яме.

Ночь выдалась очень темная, облака заволакивали луну и звезды, падал мягкий снег, но таял, едва касаясь земли, и Хока Уште заснул задолго до того, как небо начало бледнеть в преддверии рассвета.

На сей раз он увидел себя в Яме Видений еще отчетливее прежнего и долго видел одну только эту картину: спящий мальчик с трубкой под мышкой и зажатой в руке погремушкой. Он походил на спящего младенца, даже на свой собственный взгляд, и Хока Уште задался вопросом, зачем ему вообще понадобился этот дурацкий поиск видений.

Потом вдруг земля вокруг ямы словно пошла рябью, зашевелилась, задрожала, и прежде, чем наблюдающий Хока Уште успел крикнуть «берегись» спящему Хоке Уште, Яма Видений наполнилась гремучими змеями. Десятки, даже сотни гадов. Старые гремучки длиной в человеческий рост, коротенькие толстые змеи-самки, полные яиц и яда, и бессчетные змейки-детеныши длиной в руку мальчика, но уже вооруженные ядовитыми зубами и трещотками.

Хромой Барсук, вздрогнув, проснулся и обнаружил, что сон не закончился, когда он открыл глаза. По нему ползали змеи. Настоящие. Они шипели, гремели хвостами и разевали ужасные пасти в нескольких дюймах от глаз смертельно испуганного мальчика.

«Другой возможности у тебя не будет, маленький человек, – раздался голос, хорошо знакомый Хоке Уште по предыдущим снам. – Уйдешь ли ты отсюда подобру-поздорову?»

Хромой Барсук уже хотел выкрикнуть «охан!» и выскочить из кишащей змеями ямы, но в последний момент вспомнил, что в таком случае он покроет позором своих дедушку с бабушкой и стариков, помогавших ему в ханблечее, а потому вместо того, чтобы крикнуть «да!», Хока Уште зажмурился, приготовившись умереть, стиснул зубы и сказал «нет!».

Когда мальчик открыл глаза, змей в яме не было. Облака разошлись, и все вокруг озарял звездный свет – такой яркий, что Хока Уште ощущал его кожей. Он снова сомкнул веки. И заснул.

И наконец к нему пришло настоящее видение.

Хока Уште вернулся к парильне, как было велено. Один из двоих мальчишек, поставленных там ждать его возвращения, побежал в деревню за старейшинами, а другой принялся подбрасывать топливо в костер, чтобы раскалить камни. К середине утра шесть стариков сидели нагишом в клубах пара и дыма, слушая рассказ Хромого Барсука о видении.

Поначалу Хока Уште думал умолчать о своем видении про не-видение, но в конечном счете решил поведать всю правду и только правду.

Старики в парильне недовольно хмыкали, пока Хока Уште описывал свои сны про падающий валун и злобных животных, но, когда он поведал, как поборол гремучих змей, велевших ему уходить, все шестеро хором воскликнули: «Хай!»

– А потом ко мне пришло настоящее видение, – сказал Хромой Барсук. – Мне так кажется.

Хороший Гром передал трубку юноше, и, пока тот затягивался, старый вичаша-вакан промолвил:

– Ваште. Расскажи нам, вичаша.

И Хока Уште описал свое видение в таких словах:

– После того как гремучие змеи исчезли, меня всего трясло, а потом я снова закрыл глаза и увидел такой вот сон. Сперва мне приснилось, будто я не сплю, а бодрствую и голос говорит мне: «Хока Уште, поднимись на вершину горы. Юхакскан чанунпа. Возьми с собой трубку. Твоя трубка – вакан. Таку воекон кин юха ел войлагьяпе ло. Эхантан нажин ойате мака ситомнийан чанунпа кин хе уйваканпело. Она используется для всего. С тех пор как прямостоящие люди расселились по всей земле, твоя трубка – вакан». И вот я поднялся с трубкой на вершину горы… А гора теперь стала гораздо выше, чем мне помнилось, и я видел все Паха-сапа, как если бы смотрел вниз с махпия, облаков. Но одновременно я видел все словно вблизи… хенаку, лося в лесу, птиц в ветвях деревьев, бобров в ручье, даже насекомых в траве… как если бы кто-то дал мне глаза ванбли, орлиные глаза. Потом своими новыми орлиными глазами я разглядел виньяну, женщину, она находилась в далекой-предалекой долине Паха-сапа, но я без труда различил длинные волосы – распущенные, если не считать одной тонкой косички слева, обернутой бизоньей шерстью. Ее платье из белой оленьей кожи сияло так ярко, что мне вспомнились дедушкины рассказы про Птесан-Ви, Женщину Белая Бизониха, которая дала нам первую чанунпу и научила людей, как пользоваться трубкой при молитвах…