Сироты вечности

– Женщина в видении – не Женщина Белая Бизониха, но родом она оттуда же, откуда Женщина Белая Бизониха, и, возможно, приходится ей сестрой, – продолжал шаман.

Где-то в дальней глубине туннеля восприятия Хока Уште смутно подумал: «Но в моем сне было три женщины, ате».

Хороший Гром повернул голову и пробуравил Хромого Барсука своими старыми глазами:

– В твоем сне были три женщины, но в действительности женщина только одна – сестра Женщины Белая Бизониха в ослепительно-белом платье. Две другие женщины в пещере воплощают злые стороны этого духа – злые стороны захотят наказать нас, настоящая сестра Женщины Белая Бизониха дарует нам спасение.

«Но как я узнаю, какая из женщин – наша спасительница?» – подумал Хока Уште, уже не сомневаясь, что старый шаман читает его мысли.

Хороший Гром хмыкнул и обвел взглядом мужчин с покрасневшими от дыма глазами.

– Огонь во сне Хоки Уште – это петаовиханкешни, бесконечный огонь, – тот самый, который горит в нашей племенной трубке с незапамятного времени, когда Женщина Белая Бизониха приходила к нам. Присутствие бесконечного огня во сне Хоки Уште – добрый знак. Он означает, что на земле еще останутся икче-вичаша, которые будут передавать огонь из поколения в поколение. Если Хока Уште сделает правильный выбор…

«Но как, отец? – мысленно взмолился Хромой Барсук, уже понимая, что выбирать придется ему и что судьба всех икче-вичаша находится в его слабых руках. – Как?»

– Дым от огня во сне Хоки Уште – это дыхание Великого Тункашилы, – продолжал шаман, очевидно не услышав отчаянных мыслей мальчика. – И это добрый знак. Это живое дыхание Праотца Тайны. – Он опять повернулся к Хоке Уште. – И если ты сделаешь правильный выбор, конец сна будет именно таким, как ты видел: вольные люди природы снова обретут свободу. Вашичуны будут повержены и рассыплются в прах, как их каменные головы в твоем видении. Бизоны вернутся, Паха-сапа станут принадлежать людям, которые их любят, и икче-вичаша вновь пойдут по своему природному пути, осиянному солнцем.

Все глаза были устремлены на Хоку Уште, но заговорил Громкоголосый Ястреб:

– Когда это случится, отец?

Хороший Гром устало закрыл глаза:

– Выбор должен быть сделан при жизни этого юноши. Эпоха Каменных Голов начнется при жизни наших детей. Наше возвращение из пещеры изгнания произойдет… – Старик вздохнул. – Не знаю. Мы не умеем заглядывать далеко в сон или в будущее.

– Через месяцы? – спросил Не Имеющий Типи, отважный воин, никогда не отличавшийся сообразительностью.

Преследуемый Пауками резко кашлянул.

– При жизни наших детей, – повторил он. – Значит, через годы, ате?

Глаза Хорошего Грома оставались закрытыми.

– Возможно, через сотни лет. Возможно, через сотни сотен. Возможно – никогда. – Он открыл глаза. – Все зависит от выбора Хоки Уште.

Юноша осмотрелся вокруг, взгляды всех присутствующих были устремлены на него: ошеломленные, обвиняющие, вопросительные и сердитые. Он хотел сказать: «При чем здесь я? Я же не выбирал видение».

Однако заговорил Стоячий Полый Рог:

– Но мы с его дедом выбрали для него жену. Ею станет Бегущий Олененок.

Хороший Гром отрицательно повел левой ладонью:

– Нет, не Бегущий Олененок. Это явствует из сна.

Стоячий Полый Рог встал, выругался, ударил кулаком по стенке типи, сказал: «Но ведь я устроил Большую Раздачу!» – потом увидел бесстрастное лицо Хорошего Грома и в гневе вышел вон.

Хока Уште вздохнул. Ну вот, теперь он нажил врага, самого вспыльчивого воина в селении. А все потому, что его детородцу хотелось стоять торчком, как палаточный шест.

– Мы можем что-нибудь сделать? – спросил Увертливый от Удара. – Что-нибудь, чтобы изменить видение? – Он посмотрел на Хромого Барсука, и юноша словно въявь услышал непроизнесенный вопрос: «Поручить выбор кому-нибудь другому?»

– Нет, – ответил Хороший Гром.

Хока Уште облизал губы и впервые за все время подал голос:

– Может, мне надо еще раз пройти ханблечею, ате?

– Нет, – повторил Хороший Гром. – Но другие шаманы и я считаем, что тебе следует совершить оюмни.

Хока Уште покусал губу. Обряд оюмни был не поиском видений, а просто странствием. Мысль о необходимости покинуть стоянку и дедушку с бабушкой опечалила и испугала юношу.

Потом, хотя в сердцах сидевших там мужчин оставалась еще добрая тысяча вопросов, а в испуганном сердце Хоки Уште десятикратно больше, Хороший Гром положил трубку и промолвил:

– Митакуйе оясин. Да пребудет вечно вся моя родня.

И на том собрание закончилось.

Хока Уште всю ночь не сомкнул глаз. После церемонии истолкования видения, проведенной Хорошим Громом, все в лагере смотрели на него странно. Даже дед с бабушкой поглядывали на мальчика так, будто вместо любимого внука к ним пришло жить какое-то диковинное существо из мира духов. «Это просто дурной сон», – думал Хока Уште, но, когда он встал на следующее утро, косые взгляды никуда не делись, тяжкий груз ответственности не спал с плеч и вся история с видением не оказалась сном.

Поздно утром дед нашел мальчика сидящим на камне у ручья и сказал: