Система Ада

И вдруг произошло неожиданное. Дудковец остановился и что-то метнул в преследователей. Граната сухим треском взорвалась у самых их ног. Ни пламени ни осколков. Только мгновенно помутнел весь скудный пещерный пейзаж — серо-бурые стены, тусклая лампочка под потолком и спина удирающего противника. Мише показалось, что он с разбегу угодил мордой в ведро с уксусом. Ни дышать, ни видеть что-либо стало невозможно. Винтовка сама выпала из рук, ладони прижались к глазам. Шатаясь, он продолжал идти вперед, но уксус был, кажется, везде. «Что-то новенькое, — успело подуматься. — Слезоточивый газ? Но здесь же это смертельно! Сволочи!»

Газ разъедал его череп изнутри, глаза превратились в сплошные потоки слез, сопли и слюни душили его, словно утопленника. Смерть пришла в самом противном из своих обличий…

Когда их растолкали, они оба, Шмидт и Савельев, сидели, прислонясь к стене во вполне мирной позе отдыхающих туристов. Каждый вдох вызывал жгучую боль в горле и в груди. Сквозь все еще сочащиеся слезы можно было различить только склонившуюся к ним большую расплывающуюся звезду. Позже стало понятно, что пятиконечная звезда намалевана на шапке человека.

— Попались, проклятые агрессоры? Будете знать, как топтать наши села и нивы? Веди их Трошки, казачки. Слава Дудко, теперь ужо отыграемся на них за жинок, старых и малых.

— До куренного вести?

— До него, кормильца.

Дудковское подземное становище ничем особенным не отличалось от зотовского. Мише даже показалось, что вот сейчас они свернут направо и попадут в свою казарму, а там прямо штрек в грот для камнетаскания, налево — в столовую. Он почти угадал. Казарма с двухъярусными нарами как казарма. Только интерьер поинтереснее, художественно оформленный. На твердой известковой стене был довольно неплохо вырезан барельеф усатого Сталина, а рядом совсем неоригинально и не без ошибок намалевано белой краской: «ДЕЛО ДУДКА ЖЕВЕТ И ПАБИЖДАИТ».

Двоих пленных заперли в небольшом гротике, куда вел узкий лаз. Заперли, то есть просто завалили вход камнями и поставили возле него часового. Шмидт и Савельев остались в темноте. Из штрека пробивалась лишь узенькая полоска света.

— Что ж теперь будет-то? — вздохнул Шмидт. — Слезоточивый газ начали применять. Там и до нервно-паралитического дойдет. Вымрем, как эти…

— Какого нервно-политического? — спросил Савельев.

— Нервно-паралитического… Саш, ты что?

Ему не было видно глаз давнего товарища по этому страшному приключению. Но очень хотелось посмотреть в них. Можно ли еще что-нибудь по ним прочитать? И очень хотелось спросить Сашу: помнит ли он имя своей матери? Или домашний адрес?

— Я твердо решил, и ничто меня не поколеблет, — прошептал Савельев, тронув Шмидта за плечо, — ничего не выдам проклятым врагам. Буду держаться с мужественным героизмом. Ведь родина нас не забудет, да, товарищ впередсмотрящий?

— Да, товарищ впередсмотрящий, — невидимо кивнул Миша и вдруг спросил: — Товарищ Савельев, а если нас будут пытать, чтобы мы выдали проклятым дудкам военную тайну и пытка будет невыносимой, мы мужественно погибнем с именем Зотова на устах?

— Нет, товарищ впередсмотрящий! Мы прозреем от наших политических заблуждений и возьмем на вооружение бессмертное учение товарища Дудко, великого вождя и учителя всего прогрессивного человечества. Убеждение в том, что дело Дудко живет и…

— Саш, ты в своем уме?

В ответ раздалось только отчаянное почесывание в грязной педикулезной голове.

— Саш, я тебе последний раз предлагаю. По-моему тут все равно кому признаваться, что дудковцам, что зотовцам. Надо сказать о том, что мы знаем, где погиб Крот. Пойдем туда показывать и попробуем удрать, вооружившись фонарем. Главное — пройти через тот туннель, где время не движется… Только я без Катьки не пойду. Надо и ее как-то взять. Сказать, например, что…

— Пораженческие разговоры, впередсмотрящий, то есть казак Шмидт, в условиях военного времени и нарастающей агрессии со стороны зотовских подпевал мирового империализма? Предательство светлых идеалов учения товарища Дудко, за которое отдали свои жизни лучшие сыновья и дочери отчизны? Я вас убью своими собственными трудовыми руками, товарищ предатель.

И тут, воспользовавшись темнотой; бывший студент действительно накинулся на Шмидта и попытался схватить его за горло. Мише с трудом удалось оторвать от себя цепкие сильные пальцы. Поднялась возня, сопровождаемая яростным пыхтением и шумом камней, раскатывающихся из-под ног.

Часовой услышал это и, немного освободив вход, посветил внутрь фонарем.

— Тю, подрались, как пауки в империалистической банке. Вот зараз шмальну из автоматического оружия, будете знать, чертяки, как агрессию тут разводить.

Дерущиеся мигом раскатились в стороны.

— Дурак ты, Сашка, — тяжело вздохнул Михаил. — Дурак ты, потому что позволил себе все забыть.

— Изменник родины, зотовец, — прошипел Савельев.

— А может, и не дурак. А, напротив, счастливый человек.