Система Ада

— Мне, э-э, дальше нельзя. Садитесь, пожалуйста. К нам должны выйти. И говорите, пожалуйста, потише. А то вызовете бурю возмущения.

Они сели и принялись нервно молчать. Катя чувствовала, что адмиралу, которому, очевидно, было кое-что известно о подлинном устройстве подземного мира, в гроте-вагоне как-то очень неуютно. Он сидел на краешке лавочки, готовый в любой момент вскочить и дать деру. Ноги его напрягались при малейшем усилении звуков.

А звуков тут было предостаточно. Привычная абсолютная тишина отсутствовала. Кроме того проход, через который они вошли, тут имелось еще два. На них то с тревогой и посматривал время от времени Двуногий. Оттуда постоянным фоном доносилась приглушенная музыка, иногда голоса, смех, один раз даже почудилось, что запел петух.

Вдруг из большего прохода вышла женщина. Появлением неожиданных посетителей эта женщина была удивлена не меньше, чем Катя ее видом. Ибо этот вид был не менее чужд и непривычен этому миру, чем давешние апельсины. У обитательницы пещерных эмпиреев на лице была косметика — подкрашены губы, подведены глаза, а волосы даже уложены и закреплены лаком. На ней было легкое белое в цветочек платье. Правда, поверх платья на плечи была накинута телогрейка. А на ногах у нее оказались совершенно неуместные в пещере босоножки на каблучках.

Держалась она на них не очень уверенно. Адмирала она, кажется, совсем не замечала. Зато, уставясь на Катю, вытянула трубочкой красные губки и протянула:

— У! У-у! У-у-у!

Первый раз с удивлением, второй раз с долей некоторой положительной оценки, а третий — вообще непонятно как, по инерции. Женщина была в дымину пьяна. Она вышла в другой проход, потом вернулась и исчезла там, откуда появилась сначала. На пороге в очередной раз споткнулась и матерно выругалась.

Здесь, в Системе Ада, стало уже привычно, что время, заполненное немногочисленными делами и сном, тянулось долго. Но Кате это ожидание уже действовало на нервы. Она до сих пор не решила — зачем сюда пришла и что собирается делать, только чувствовала, что надо сохранить в себе злость и раздражение, это поможет.

— Ну долго нам еще? — обернулась она к адмиралу, вовсе не стараясь говорить потише.

Двуногий вобрал голову в плечи и, точно заговор от черта, скороговоркой прошептал:

— Хороша наша жизнь, до края наполненная радостью труда.

И тут к ним вышел рослый бородатый мужик и встал в проходе, выпятив пузо и сунув кулачищи в карманы грязного рабочего халата. Двуногий тут же вскочил, вытянулся по стойке «смирно», поднял вверх правую руку. Его губы и глаза страшно пучило изнутри боевыми лозунгами, но адмирал сдерживался невероятным усилием воли.

— Заткнись, — пробасил мужик, останавливая неначавшуюся речь.

Катя, однако, осталась сидеть. Но ей это тоже стоило усилий. Весь облик мужика — строгое лицо, всклокоченные длинные волосы, уверенная поза, даже грязный халат источали харизму власти.

Катя стала догадываться, где его видела, и вскоре догадка превратилась в уверенность. Первый раз, когда они попали в Систему Ада и их после допроса повели на расстрел. Тогда он стоял рядом с капитаном Волковым, а ее и Мишу с Сашей надолго разлучили. Второй раз именно он выглядывал из-за каменных кулис перед концертом на месячнике зотовско-дудковской дружбы и смотрел на нее. Но будь на месте Кати Миша Шмидт, он с ненавистью и без сомнений узнал бы в мужике того электрика, который второй раз, походя, приговорил его к смерти.

Нынешнее взаимное разглядывание и молчание продолжалось с минуту.

— Значить, Катерина Игоревна будешь, — вдруг констатировал мужик.

— Да, — кивнула девушка.

— Деда, Зотова как зовут?

— Василий Иванович.

— Где он родился?

— В Липецке. То есть в Липецкой области, в деревне.

Злость ее испарилась мгновенно. Она бы хотела сразу выкрикнуть в лицо Зотову, будь он мифический или реальный: «Апельсины жрете, сволочи!» Но тут эти вопросы о предках, этот властный тон… Ей уже хотелось, чтобы именно этот могучий мужик оказался и самим Зотовым, и ее родственником одновременно.

— В какой деревне?

— Марьино. По-моему, Лебедянского района.

— На Дону деревня-то? — голос властного мужика помягчел, даже каменные черты лица разгладились.

— На Дону, — осторожно выдохнула Катя.

— Бывала там?

— Да.

— А сестры старшие у Васьки, у деда твово, Манька и Катька есть?

— Баба Маня умерла, а баба Катя жива. В Липецке она сейчас, у тети.

— У Катьки еще глаза разные. Один карий, другой серый?

— Да.

— Ну точно. Вот ведь как, значить.

Могучий бородач уселся рядом с девушкой на скамейке, устало опустив плечи. И его властность стала таять.

— А Васька жив?

— Жив. Они с бабушкой сейчас в Подмосковье переехали. У деда астма. В городе жить не может. Им в деревне дом купили. Ездим туда каждое лето. А вы Зотов? — наконец, без всякого перерыва, спросила Катя.

— Зотов, — очень тяжело вздохнул мужик, точно атлант, уставший держать на себе весь этот подземный WHp. Да так оно, кажется, и было.

А Двуногий все стоял и стоял навытяжку, округлив глаза от двойного почтения.