Наконец, сегодня, в силу двух других факторов, у человека гораздо меньше шансов быть верным наднациональной этике, когда она вступает в конфликт с моральными требованиями нации. Индивид, столкнувшись с огромностью поступков, которые его просят совершить во имя нации, и с подавляющим весом морального давления, которое нация оказывает на него, должен обладать почти сверхчеловеческой моральной силой, чтобы противостоять этим требованиям. Масштабы нарушений общечеловеческой этики, совершаемых от имени нации, и морального давления, свидетельствуют о качественном соотношении двух этических систем. В нем смело показана отчаянная слабость универсальной этики в ее конфликте с моралью нации и решается конфликт в пользу нации еще до того, как он начался.
Трансформация национализма
Именно в этот момент безнадежное бессилие универсальной этики становится важным фактором, способствующим значительным и далеко идущим изменениям в отношениях между наднациональной и национальной системами морали. Это один из факторов, который ведет к идентификации обеих систем. Человек приходит к пониманию того, что попрание универсальных стандартов морали — это не дело рук нескольких злых людей, а неизбежное следствие условий, в которых существуют и преследуют свои цели нации. Он переживает в своей совести слабость общечеловеческих стандартов и преобладание национальной этики как силы, мотивирующей действия людей на международной арене, и его совесть не перестает быть больной.
Хотя постоянный дискомфорт от вечно неспокойной совести слишком велик для него, он слишком сильно привязан к концепции универсальной этики, чтобы полностью от нее отказаться. Таким образом, он отождествляет мораль своей нации с велениями наднациональной этики. Он как бы выливает содержимое своей национальной морали в уже почти пустую бутылку универсальной этики. Таким образом, каждая нация вновь познает универсальную мораль, то есть свою собственную национальную мораль, которая воспринимается как та, которую все другие нации должны принять как свою собственную. Вместо универсальности этики, которой придерживаются все нации, мы получаем особенность национальной этики, которая претендует на право и стремится к всеобщему признанию. Этических кодексов, претендующих на универсальность, столько же, сколько политически активных государств.
Нации больше не противостоят друг другу, как это было в период от Вестфальского договора до Наполеоновских войн, а затем от их окончания до Первой мировой войны, в рамках общих убеждений и общих ценностей, что накладывает эффективные ограничения на цели и средства их борьбы за власть. Сейчас они противостоят друг другу как носители этических систем, каждая из которых имеет национальное происхождение, и каждая из которых претендует и стремится обеспечить наднациональные рамки моральных стандартов, которые должны принимать все другие нации и в рамках которых должна действовать их международная политика. Моральный кодекс одной нации бросает вызов своим универсальным притязаниям перед лицом другой, которая отвечает взаимностью. Компромисс, добродетель старой дипломатии, становится изменой новой; ибо взаимное приспособление конфликтующих претензий, возможное или законное в общих рамках моральных норм, равносильно капитуляции, когда сами моральные нормы становятся ставкой в конфликте. Таким образом, на сцене разворачивается соревнование между нациями, ставка которых уже не их относительное положение в рамках политической и моральной системы, принятой всеми, а способность навязать другим участникам новую универсальную политическую и моральную систему, воссозданную по образу и подобию политических и моральных убеждений победившей нации.
Первый признак такого развития от одной подлинно универсальной к множеству конкретных моральных систем, претендующих на универсальность и конкурирующих за нее, можно обнаружить в борьбе между Наполеоном и странами-союзниками против Хинкта. С обеих сторон борьба велась во имя конкретных принципов, претендующих на универсальность: здесь принципы Французской революции, там принцип легитимности.