Система международных отношений. Нации в борьбе за власть

Однако, учитывая право вето великих держав, они будут применяться даже к малым и средним державам только в редких и чрезвычайных обстоятельствах. Сегодня, когда международная политика сформирована, большинство малых и средних держав тесно связаны с той или иной великой державой, доминирующей на международной арене.

Соглашаясь на принудительные меры, по крайней мере один постоянный член ослабит свою собственную позицию, ослабив позицию своего друга и союзника, то есть потенциальной жертвы принудительных мер. Этому постоянному члену придется выступить против того, что он считает своими национальными интересами. Такую возможность, конечно же, следует отбросить. При любых обстоятельствах введение в действие централизованных принудительных мер, предусмотренных главой VII, зависит от усмотрения постоянных членов Совета Безопасности, действующих как частные лица. Поэтому централизация правоприменения, в значительной степени достигнутая Главой VII, в значительной степени сводится на нет пунктом 3 статьи 27.

Наконец, вето устраняет для всех практических целей квалификацию, посредством которой статья 51 стремится подчинить право на коллективную самооборону централизованной системе принуждения главы VIL Ибо трудно представить себе случай коллективного сопротивления агрессии со стороны ряда государств, в котором хотя бы один из постоянных членов Совета Безопасности не участвовал бы на той или иной стороне. Однако при таких обстоятельствах требование единогласия постоянных членов в соответствии с пунктом 3 статьи 27 либо не позволяет Совету Безопасности предпринимать какие-либо действия, и в этом случае децентрализованные меры самообороны будут иметь преимущественную силу, как если бы Организации Объединенных Наций не существовало, либо же гарантирует одобрение Советом Безопасности принятых децентрализованных мер. В любом случае, угроза или реальность вето сделает невозможным для Совета Безопасности самостоятельное принятие централизованных мер принуждения при наличии уже принятых децентрализованных мер.

Таким образом, картина, которую представляет нам Устав Организации Объединенных Наций, отличается от общего международного права только своими юридическими возможностями, которые вряд ли могут быть реализованы в современных мировых условиях, но на фактическом функционировании ее системы правоприменения. Важнейшей задачей любой такой системы является наложение эффективных ограничений на борьбу за власть. Эту задачу ООН не в состоянии выполнить там, где необходимость в ее выполнении наиболее велика, то есть в отношении великих держав. Ибо пункт 3 статьи 27 Устава ставит великие державы вне пределов досягаемости любых принудительных мер, которые могут быть приняты в соответствии с Уставом. Что касается других государств. Статьи 51 и 106 Хартии действуют как далеко идущие оговорки в отношении общих обязательств по статьям 39, 41 и 42. Общая политическая ситуация, влияющая на отношения между постоянными членами Совета Безопасности, в сочетании с пунктом 3 статьи 3, лишает его в настоящее время возможности предпринимать какие-либо действия в области правоприменения..

Не было предпринято никаких согласованных усилий по реформированию законодательной функции международного права. Но были предприняты последовательные попытки реформировать судебную и исполнительную функции. Против каждой такой попытки децентрализованный характер международного права вновь заявлял о себе. Таким образом, децентрализация, похоже, является сутью самого международного права. И основной принцип, который делает децентрализацию неизбежной, можно найти в принципе любвеобильности.

Суверенитет

Отрицание принципа суверенитета теми, кто осознает тесную связь между этим принципом и слабостью децентрализованной системы международного права, встречается гораздо чаще, чем серьезное стремление понять его природу и функцию, которую он выполняет для современной государственной системы. В результате, несмотря на блестящие усилия нескольких выдающихся ученых, существует большая путаница в понимании значения этого термина, в том, что совместимо и что не совместимо с суверенитетом конкретного государства.

Современная концепция суверенитета была впервые сформулирована во второй половине XVI века применительно к новому явлению — территориальному государству. В юридических терминах она относилась к элементарному политическому факту той эпохи — появлению централизованной власти, которая осуществляла свою законотворческую и правоприменительную власть на определенной территории. Эта власть, принадлежавшая в то время прежде всего, но не обязательно, абсолютному монарху, была сверхъестественной по отношению к другим силам, которые проявляли себя на этой территории. В течение одного столетия она стала неоспоримой ни внутри территории, ни извне. Другими словами, он был верховным.